По ту сторону моря

А напомни-ка мне, как звали твою мать?

Боливар разворачивается, открывает глаза, смотрит на Эктора и, сжав нож, бросается к нему.

Не смей говорить про мою мать.

Вот как, ее звали Эстель. Вот как ее звали. Ты не слишком много про нее рассказывал, про родную мать. Похоже, ты и ее хочешь забыть. Какой позор. Может быть, даже преступление. Бремя, которое приходится нести матери. Каждые роды оставляют рану, потому что ребенок выходит из ее сердца. Сердце разрывается от любви. Эту рану не залечить. Но вот в чем вопрос, Толстый. Чем должен отплатить матери сын? Вот ты, например, закрыл от нее свое сердце. Она смотрела, как ты уходишь. Отверг материнскую любовь. Допустим, так поступают все мужчины. Но ты ушел из ее жизни так легко, словно дверь закрыл. Она спрашивала себя снова и снова, в чем она провинилась? Проклинала собственную утробу. Хотела вырвать ее, чтобы тебя не рожать. Она так и не узнала, каким ты стал. А когда умирала, тебя не было рядом. Да, Толстый, все это было…

Боливар с тихим стоном опускает голову, зажимая уши руками. Она не умерла, она не умерла, он лжет. Внутри нарастает вопль, горький, дикий. Вопль раздается из движущегося тела. Руки тянутся вперед, тело натыкается на Эктора, руки хватают его за волосы, за горло, руки тащат Эктора вдоль палубы, поднимают над бортом, Эктор орет, умоляет, в его руках совсем нет силы. Неожиданное проклятие срывается с губ Боливара, когда Эктор поднимается в воздух и оказывается за бортом. Глаза наблюдают, как Эктор молотит руками по воде, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но слепому разуму посреди моря уцепиться не за что, Эктор вертится, вопит, орет Боливару, спаси меня, я ничего не вижу…

Наступает молчание. Глаза смотрят в неподвижную воду.

Опустошенный и бездыханный, он лежит, прислонившись к борту лодки. Голова опущена. Руки дрожат на коленях. Думать не хочется. Но разум кричит изнутри.

Зачем ты это сделал? Они узнают, что это ты. Это будет легко доказать. Скажут, что ты убил его и съел. И как ты докажешь, что ничего такого не делал?

Око за око.

Око за око за око. Так заведено. Они наймут тех, кто тебя убьет.

Он видит, как они стоят перед ним. Он просит о милости, их глаза изучают его лицо, пока он говорит.

Смотрите, как все было. Он отказывался есть. Сам себя уморил. Что я мог сделать? Он вбил себе в голову эту безумную идею, что скоро отправится к Господу. Сначала сдался мозг, потом тело.

Видите ли, он утонул в шторм. А я пытался его спасти. Все случилось слишком быстро. Это шторм виноват. Волны высотой с двухэтажный дом. И что мне было делать?

Звук доносится из сна. Шкряб-шкряб, шкряб-шкряб. Боливар резко просыпается и хочет проснуться снова. Моргает – все вокруг залил кровавый свет. Его собственная кровь отяжелела и замедлилась, пересохший язык прилип к нёбу. Он сидит, смотрит, как выступает из теней пустой холодильный ящик. Слепота ветра. Безмолвие света, поливающего лодку кровью. Нож прижат к бедру. Неожиданно он замечает, как на свету проступают зарубки, нацарапанные на борту. У Боливара перехватывает дыхание. Он наклоняется над корпусом. Бесконечная череда размытых перечеркнутых линий. Боливар издает обиженный рев, рука теребит нож. Он опускается на колени и начинает ковырять корпус, но зарубок слишком много, нескончаемые недели складываются в годы, и его разум не в силах их объять. Нож ударяет в корпус, Боливар оборачивается и видит склонившегося над ним Эктора.

Отпрянув, он орет во всю глотку.

Привет, Толстый.

В тишине над водой висит зной. Эктор сидит с легкой улыбкой на губах. Руки теребят мертвую крачку. Кровь с пальцев стекает на палубу. Незрячий взгляд прикован к Боливару.

Не могу поверить, Толстый, говорит Эктор, ты пытался меня убить. Это делает из тебя убийцу. И не в первый раз. Помнишь, тогда в горах? То, от чего ты бежишь. Что отказываешься обсуждать. Ты виноват, даже если этого не делал.

Боливар пытается заговорить, но мешает желчь в горле. Кровь медленно и тяжело приливает к поднятой руке. Он с трудом вертит пальцем.

Это неправда.

Тогда, в горах, ты только смотрел, верно? Может быть, сам ничего и не делал. А может, делал. Может, рассуждал о том, как сделал бы. Ты же знал его. Человека, которого закопал. Он работал в твоем городе. Ты знал его много лет. Знал, кем он был. Мужчиной, отцом, мужем. Всем тем, кем ты стать не сумел. И ты отнял у него то, чего не было у тебя. Признайся, так и было? Обычно так и бывает. Разве не поэтому ты сбежал? От себя не убежишь, Толстый. Ты ничтожество. Вот почему все эти разговоры – пустая болтовня. Что посеешь, то и пожнешь. Так и знай. И поэтому ты должен сам покончить со своей никчемной жизнью.

Дождевая туча ползет над дальними водами, но вскоре рассеивается. Боливар видит, что в бочке совсем мало воды. Зачерпывает, делает глоток, выплевывает. Моча какая-то, а не вода. Из ящика доносится тихий смех.

Всю ночь Эктор молчит. Всю ночь Боливару снятся лица, и в их глазах он видит свой позор. Он не хочет просыпаться. А проснувшись, чувствует, что Эктор ждет его.

Смотрит незрячими глазами.