– Всю свою жизнь я не знал, что мне нужно, – прошипел Стивен. – Послушный мальчик Стиви, с которым никогда не было проблем… И чем все это кончилось? – Лицо его пылало. Он замолчал, задыхаясь от гнева, а потом продолжил, понизив голос, почти зарычал: – Вот и не говори мне сейчас, что я могу, а чего нет. – Он снова развернул кресло и бросил Ройстону через плечо: – Я хочу жениться на Бекки и сделаю это. И мне наплевать, что думаешь об этом ты или кто бы то ни было.
Ройстон глубоко засунул руки в карманы пальто и пошел следом за Стивеном.
– Уже вернулись?
Бекки распахнула стеклянную дверь, пропуская их в гостиную, а затем снова прикрыла, наклонилась к Стивену и поцеловала его в обе щеки.
– Ты его спрашивал? – прошептала она, кивая в сторону Ройстона.
Стивен размотал шарф, расстегнул пиджак и сказал, отдавая все это Бекки, уже успевшей выпростать его из одеяла:
– Да, я его спросил. – Он говорил так, будто Ройтсона рядом не было. – И наш друг, похоже, не в восторге от этой новости. Вероятно, он просто ревнует, потому что сам не сумел найти для себя ничего стоящего и теперь на всю жизнь останется холостяком.
С этими словами Стивен пересек гостиную и выехал в коридор.
Ройстон посмотрел на свои ботинки. Похоже, его друг так ничего и не понял.
Несмотря на неудачу с Сесили и слухи о самоубийстве отца, двадцатисемилетний граф Эшкомб, к тому же очень видной наружности, по-прежнему представлял для дам более чем выгодную партию. От приглашений и предложений не было отбоя. Круг ближних, равно как и дальних, знакомых предлагал ему огромный выбор юных леди, ни с одной из которых Ройстон тем не менее не имел смелости завязать более близкое знакомство. Рана, оставленная в его душе Сесили, еще не зажила. Сис научила его подозрительности по отношению к женскому полу. А продажные девушки высших лондонских кругов лишь подтверждали этот печальный опыт.
Тело требовало своего и в конце концов заставило его подчиниться. Но к физическому томлению Ройстона примешивалось что-то вроде жажды мести. Покидая очередную плюшевую гостиную с неизменным чувством гадливости и отвращения к себе, Ройстон божился никогда больше не предпринимать ничего подобного.
Он поднял глаза, когда Бекки взяла его за локоть.
– Не сердись на Стивена, – сказала она. – Он действительно разочарован. Ведь он так хотел, чтобы ты был его шафером.
Бекки изменилась. Она стала взрослее, спокойнее и женственнее. А закрытое фиолетовое платье не только шло к ее каштановым с золотым отливом волосам и палевым глазам с зелеными крапинками, оно делало из дочери сельского пастора настоящую леди.
Разумеется, этому способствовали и простые серьги с аметистами, которые Ройстон как будто видел раньше на Констанс Норбери. Взгляд Ройстона упал на золотое кольцо на левом безымянном пальце Бекки, украшенное крупным изумрудом в окружении крохотных бриллиантов.
– Не делай этого, Бекки, – прошептал он. – Не выходи за него. Подумай, на что ты себя обрекаешь.
– Разве ты не видишь, Ройстон, как мы счастливы, – в тон ему ответила она.
Ее голос звучал нежнее обычного. «Как нуга в шоколаде», – подумал Ройстон.
– Но неужели он тебе не говорил? – вырвалось у Роя, прежде чем он успел подумать. – Тебе вообще кто-нибудь что-нибудь об этом говорил?
Бекки наморщила лоб.
– О чем?
Ройстон почувствовал, как у него горят уши. Он зашел слишком далеко, однако отступать было поздно. В этом его убеждали испуганные глаза Бекки.
– Стиви никогда… он не сможет… он никогда не будет… – Ройстон прокашлялся. – Стиви никогда не сможет выполнять супружеские обязанности.
Щеки у Бекки вспыхнули, и она улыбнулась, радостно и в то же время смущенно.
– Быть может, как мужчина, ты меня не поймешь, Ройстон, но это не единственный способ сделать женщину счастливой. – Она не стала вдаваться в подробности, но лицо ее посерьезнело, а глаза заблестели. – Я люблю Стиви больше всего на свете, – сказала Бекки. – И я ему нужна. Я не могу объяснить точнее.
Глядя, как она удаляется из гостиной – с такой естественной уверенностью, будто уже сменила леди Норбери на посту хозяйки дома, – Ройстон подумал о том, что Бекки нуждается в Стивене не меньше, чем он в ней. И эта мысль смутила и растрогала его.
Чувственная, мечтательная мелодия вывела Ройстона из задумчивого состояния. Зачарованный ее звуками, Ройстон вышел в коридор и остановился в дверях комнаты для музицирования. Он знал эту вещь. Она предназначалась для исполнения в четыре руки, но Ада играла одна. Ройстону пришло в голову, что это неспроста. От Ады в этом мире осталась только ее половинка, и это ощущение было знакомо Ройстону как никому другому.
Она взяла последний аккорд, убрала пальцы с клавиатуры и удивленно взглянула на Ройстона:
– Привет, Рой.
– Привет, Адс. Извини, что подслушивал.
– Ничего. Входи, только тихо.
Ройстон подошел к фортепиано.
– Как дела?
Она сжала губы.
– Помаленьку…
– Выглядишь лучше, чем в прошлый раз.
Ройстон говорил правду. Несмотря на бледность и худобу, Ада казалась не такой истощенной, как несколько месяцев назад, а в чертах стало больше женственности.
– Да и ты выглядишь неплохо…