По ту сторону Нила

Имя ему тоже уже приходилось слышать. Оно все чаще всплывало в разговорах со Стивеном и Леонардом, по мере того, как, помимо воли Джереми, крепла их дружба. А ты, Леонард, разве не хочешь задать Грейс вопрос всех вопросов? Леонард лишь усмехался, но его сияющие глаза говорили красноречивее всяких слов.« Не жди меня, Грейс. Я не вернусь. Выходи за Лена и будь счастлива . Джереми хотел бы быть великодушным, но не мог. Не здесь, не в Омдурмане, когда его трясет в лихорадке и боль отнимает последние силы. Но ты ведь совсем не знаешь ее, Лен. Даже после стольких лет дружбы. Ты не понимаешь ее .

Грейс, милая Грейс. Она напоминала английский сад, домашний и уютный, за которым раскинулись неизведанные земли. Там безлюдные пустыни и темные леса, мощные горные хребты и бушующее в скалистых утесах море. Есть там и цветующие долины, где может отдохнуть усталый путник. Но эту страну нельзя покорить. Никому еще не удавалось навязать ей свою волю. И Джереми считает ее своей родиной.

О, ангел счастия, и радости, и света! Бальзама нежных ласк и пламени ланит я не прошу у вас, как зябнущий Давид… Но, если можете, молитесь за поэта…

Чьи это голоса я слышу? Грейс?

Чьи-то ловкие пальцы щупают его тело, аккуратно касаются ран, смачивая их какой-то прохладной жидкостью, которая тут же начинает жечь, а потом приносит облегчение.

Грейс, это ты?

Металл бьет по металлу, который хрустит и ломается. Чьи-то руки хватают Джереми и отрывают его от земли, как будто он весит не больше перышка. И он парит, парит в воздухе, продвигаясь к выходу, к яркому, слепящему свету.

42

Констанс Норбери вздрогнула и проснулась. Сердце колотилось как сумасшедшее. Где-то в отдаленном уголке ее не вполне еще пробудившегося сознания слышались отголоски вернувших ее к реальности звуков: отдаленный грохот, стон и будто бы приглушенный крик. Первая мысль ее была о Стивене. Следующие – об Аде и Грейс. Констанс вспомнила, что обеих дочерей уже нет в доме, а при мысли о старшей ее сердце пронзила боль.

Леди Норбери откинула одеяло, зажгла лампу на ночном столике и нащупала часы. Пять утра. Именно в это время полковник поднимался с постели. И его ритм жизни так глубоко вошел в ее плоть и кровь, что она следовала ему до сих пор, хотя давно уже спала отдельно от мужа.

Констанс сунула ноги в тапочки, набросила халат и вышла в коридор с лампой в руке. Она остановилась перед дверью, за которой провела столько ночей, и тоска сжала ей горло. Лишь усилием воли леди Норбери удержалась от того, чтобы войти в комнату.

Она понимала, что ведет себя не совсем правильно, но не могла оставить мужа безнаказанным после всего того, что произошло со Стивеном. Осознание же собственной вины перед сыном было для нее просто невыносимым.

Тем не менее она продолжала стоять под дверью их некогда общей с мужем спальни и прислушиваться. Изнутри доносилось тяжелое дыхание, потом вздохи и, наконец, шорох и какой-то скрежет, от которого у леди Норбери кровь застыла в жилах. Она осторожно постучала.

– Уильям?

Звуки тут же стихли.

Констанс постучала еще.

На несколько мгновений все погрузилось в мертвую тишину, а потом из-за двери послышался хрип:

– Конни…

Она осторожно и решительно шагнула через порог и подняла лампу.

Босой, в одной пижаме, полковник лежал на полу перед кроватью и щурился, повернув голову к свету.

– Конни… – выдохнул он, на этот раз, как ей показалось, с облегчением.

Констанс бросилась к мужу и, поставив лампу на ночной столик, опустилась перед ним на колени.

– Что случилось, Уильям, тебе плохо?

– Моя… нога и… рука… – Он задыхался, отчаянно размахивая в воздухе левой рукой и ногой, как будто пытался подняться с пола. – Они не слушаются меня, Конни… У меня… нет больше сил.

– Тшш… – Констанс приставила палец к губам и погладила мужа по седой голове. – Лежи спокойно.

Она вскочила и несколько раз лихорадочно нажала кнопку звонка. Потом укутала мужа одеялом, подложила ему под голову подушку и, обнимая за плечи, скосила глаза на дверь в ожидании помощи.

Вскоре на пороге появилась Лиззи с лампой в руке. Заспанные глаза испуганно распахнуты, волосы под ночным чепцом растрепаны.

– Вы звонили, сэр? Мадам!.. О боже!..

– Буди Бена, Лиззи, скажи ему, чтобы ехал в Гилфорд за докотором Грейсоном. Немедленно!

– Да, мадам!

Лиззи подхватила полы халата и ночной сорочки и убежала.

Констанс снова склонилась к больному. Она взяла его левую руку в свою, а правой провела по его щеке.

– Ты слышал? Я послала за Грейсоном. Сейчас он будет здесь. Все не так плохо, Уильям. Ты слышишь?