Ада тоже встала и вытащила из кармана платья конверт, помятый и довольно замусоленный, поскольку со дня своего возвращения она повсюду носила его с собой.
– Вот. – Она положила конверт на стол. – Это письмо мисс Сиджвик для вас.
Отец вскрыл конверт, развернул листок и погрузился в чтение.
– Она считает меня способной… Она говорит, что я просто выбрала не те предметы… предметы…
Она окончательно запнулась, когда отец, не отрываясь от письма, поднял палец, выражая тем самым просьбу помолчать, пока он не закончит.
Ада бросила благодарный взгляд в сторону матери. Та держала ее за руку, пока полковник не передал ей бумагу.
Табби с наслаждением погрузила когти в мягкую ткань одеяла. Гладди повернулся в сторону хозяев, на его морде застыло вопросительное выражение.
– Неужели ты забыла, – тихо начал полковник, – в каком плачевном состоянии вернулась из колледжа?
Эти слова иголкой вонзились в сердце Ады. Как она могла забыть? Этот стыд и вечный страх разоблачения, это чувство, когда кажешься самой себе маленькой и незначительной, как червь, – такое остается в памяти навсегда.
– Нет, папа, я помню, – тихо возразила она, сдерживая слезы, которые уже подступали к глазам.
– Никто из нас не хочет, чтобы тебе опять было плохо, – сказал полковник, показывая в сторону жены.
– Я тоже, папа, поверь. – Голос Ады звучал мягко, почти подобострастно. Надежда все еще не оставила ее. – Тем не менее я хочу попробовать. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Я уверена, что на этот раз все будет лучше.
Полковник задумчиво погладил бороду и показал на письмо:
– Мисс Сиджвик пишет, ты хочешь заниматься музыкой и живописью? – Ада кивнула, и брови отца вопросительно поднялись. – Но зачем тебе для этого Бедфорд? Музицировать и рисовать ты можешь и здесь, в Шамлей. Если хочешь, мы наймем тебе преподавателей.
Слишком великодушное предложение, Ада это понимала. И все-таки это было не то, что ей нужно.
– Я хочу закончить колледж, – сказала она, – а потом преподавать.
Ада невольно пригнулась, встретив ледяной взгляд полковника.
– Я не ослышался?
Она в смущении покачала головой.
– Нет, папа. Я хочу быть учительницей, как мисс Сиджвик.
Ада с матерью вздрогнули, когда кулак полковника обрушился на стол так, что задрожали чашки.
– Ну, это уже слишком! Ни одна Норбери еще не опускалась до того, чтобы работать. Тем более учительницей!
Табби шмыгнула в кусты, а Гладди, прижав морду к земле, скользнул в направлении дома.
– Но ведь мама сама управлялась здесь с хозяйством, пока ты…
– Это Дигби-Джонс вбил тебе в голову эту чушь?
Ада испуганно взглянула на отца, почувствовав, как кровь приливает к лицу.
– Н…нет, – запинаясь, вымолвила она. – Я додумалась до всего сама, пока была за границей.
– Если бы я знал, с какими сумасбродными идеями ты оттуда вернешься, я бы никогда…
Когда страсти накалились до предела, Грейс вскочила с кресла. Леди Норбери к тому времени умолкла, осознав бесполезность своих призывов к миру и пониманию. И пока Грейс размышляла, стоит ли ей бежать успокаивать отца, Ада, с полными слез глазами, вырвалась из объятий матери и устремилась к сестре.
– Он не пускает меня, Грейси, – всхлипывала она на плече Грейс. – Он даже слышать ни о чем не хочет!
Грейс молча смотрела на дуб, под которым, вскочив со стула, бушевал ее отец.
Казалось невероятным, что этот гнев может так просто схлынуть, хотя Констанс продолжала уговаривать мужа и не оставляла попыток взять его за руку, которую он снова и снова выдергивал. Желудок Грейс сжался в твердый комок. Что могло так вывести полковника из себя? Он не терял самообладания, даже когда речь шла о будущем Стивена. Во всяком случае, в Шамлей Грин никогда еще не доходило до столь бурной ссоры, тем более с Адой, которую он берег как зеницу ока и которая отвечала ему полным доверием. У Грейс зародилось подозрение, что это присутствие Саймона Дигби-Джонса в Шамлей Грин повлияло на поведение отца.
– Надень туфли и возьми шляпу, – пробормотала на ухо сестре Грейс. – И давай спустимся к реке.