По ту сторону Нила

Монотонные голоса муэдзинов слились в нестройный хор, наполнивший помещение мягкими арабскими звуками и умчавшийся дальше над крышами Каира. Даже здесь, в казармах Каср-эль-Нила, слова молитвы проникли, казалось, в каждый закуток, сквозь малейшие трещины в намертво запираемых днем ставнях и почти везде открытые двери, позволявшие чувствовать даже легкое колебание воздуха на улице. Прошло девять месяцев с тех пор, как бригада переместилась из Александрии в Каир, но к пению с минаретов так и не привыкли. Оно разносилось утром и вечером, задавая новые рамки однообразной казарменной жизни, членимой на более короткие отрезки сигналами горна.

Казармы располагались на берегу Нила положенной спиной кверху буквой «Е». С одной стороны они примыкали к дворцу хедива, с другой – к мосту на остров Аль-Газира. Оба внутренних двора были повернуты к реке и замкнуты сзади невысокими хозяйственными строениями и зелеными насаждениями, в то время как средняя перемычка буквы «Е» доходила почти до воды. По восточным меркам, здание никак нельзя было назвать пышным, однако украшения в виде колонн и аркад все же имелись.

– Давай же, олух!

– Сейчас я тебе покажу!..

– Сюда, сюда!

Раздраженные, почти по-мальчишески высокие, крики игроков эхом отскакивали от стен. Опершись на перила галереи второго этажа, Джереми с задумчивой улыбкой озирал двор. Там в прилипших к спинам рубахах, с закатанными рукавами или просто по пояс голые, молодые офицеры Беркширского, Южного Стаффордширского и Королевского Суссекского полков вели борьбу за яйцевидный мяч. Были в их числе и Ройстон, Саймон и Стивен.

Наконец Джереми оттолкнулся от перил и мимо открытых дверей тенистой галереи направился в прохладную, скудно обставленную комнатку, которую делил со Стивеном. В ней стоял полумрак, поскольку деревянные ставни были закрыты. Джереми бросил клочок бумаги, который только что сжимал в кулаке, на грубо сколоченный дощатый стол и резким движением расстегнул пуговицы на кителе. На дворе стоял только май месяц, и наступающее лето обещало более страшную жару, такую, какой они еще не знали в овеваемой морскими бризами Александрии. Повесив мундир на спинку стула, Джереми облегченно вздохнул и утер пот, после чего расстегнул воротник рубахи и закатал рукава, обнажив покрытые темными волосками предплечья, все еще словно вылепленные из белой глины, в то время как лицо, шея и руки давно уже приобрели красновато-землистый оттенок, какой принимает почва родных английских полей, когда долго не бывает дождя. Джереми загорал быстро – черта, унаследованная им от отца-валлийца, равно как и темный цвет глаз и волос.

Еще раз бросив взгляд на китель, Джереми улыбнулся. Потом схватился за рукав и пригладил пальцами нашивку из нескольких полос, появившуюся у него лишь пару дней назад. Лейтенант. Лейтенант Джереми Данверс.

К званию лейтенанта и медали он стремился, пожалуй, меньше всего с тех самых пор, как мальчишкой переступил ворота школы при госпитале Иисуса Христа в Линкольне. Он просто делал то, что должен был делать, исполнял и отдавал приказы. Однако это нисколько не умаляло ценности награды.

Джереми откинулся на спинку стула, положил ноги в сапогах на стол и завел за голову скрещенные в замок руки. Молитва муэдзина уже смолкла, со двора все еще доносились голоса игроков, а сквозь ставни просачивался приглушенный городской шум: стук копыт, скрип колес да крики погонщиков. В этот час звуки будто редели, и Джереми ждал, когда они снова уплотнятся, образовав беспросветную канву гула, жужжания и бормотания, на фоне которой обычно проходили его дни и ночи.

Из всех усвоенных слов арабского языка особенно запало в душу одно: Аль-Кахира, – местное название Каира, как нельзя лучше соответствовавшее его собственному ощущению этого города. Джереми чувствовал в нем какую-то магию и подлинную, вечную красоту, в которой не было ничего легкомысленно-приятного и ласкающего душу. Это была красота Грейс, чьи цвета Джереми встречал в этом городе на каждом шагу – всевозможные оттенки песка, зрелого зерна и ореховой скорлупы, которыми переливались камни египетской столицы.

И каждый день, когда Джереми в составе патруля проходил мимо мечетей, роскошных особняков и небольших домишек из обветренного камня, через шумные базары, полные плетеных корзин со всевозможными овощами и фруктами, сверкающие серебряными и золотыми тканями и драгоценной вышивкой обуви, он жалел, что прибыл в этот город в качестве солдата.

Здесь его уже издали распознавали как представителя ненавистной, чужеземной власти и внутренне собирались, готовые в любую минуту дать отпор. Джереми предпочел бы бесцельно бродить по лабиринту каирских переулков, погружаясь в этот город, впитывая его, наслаждаясь. Он уже пообещал себе когда-нибудь вернуться сюда простым туристом. И непременно с Грейс.

Взгляд Джереми упал на листок, который он принес с собой в комнату. Аккуратно заполненный формуляр наискось перечеркивали кричащие буквы на штемпеле: «Отказать». Джереми скривил рот.