По ту сторону Нила

Джереми отвернулся, поскреб нижнюю губу и снова посмотрел на Лена.

– Послушай… я знаю, ты и Грейс одно время были близки друг другу, но я…

– О… – вырвалось у Лена. Он глубоко вздохнул и выпрямился на стуле. – Мы и сейчас близки, и здесь ничего не изменится…

Джереми замер. Ему показалось, Лен объявил войну. Всем своим видом, позой, словами… Однако неожиданно черты Леонарда расслабились, и он широко улыбнулся.

– Итак, у вас это серьезно?

Джереми откинулся на спинку стула, глубоко засунул руки в карманы и пристально посмотрел на Леонарда.

– Да, серьезно.

В глазах Лена появилось выражение напряженного ожидания.

– И ты хочешь ее спросить, когда вернешься?

Улыбка все еще не сходила с его губ.

– О чем спросить? – пробормотал Джереми.

Лен рассмеялся.

– Ты меня удивляешь! Вопрос вопросов, вот что я имею в виду, конечно!

Джереми почувствовал на себе пронизывающий взгляд друга, прежде чем тот выдавил из себя следующую фразу:

– Или ты ее уже спрашивал?

Стенки желудка Джереми вдруг стали тонкими, как бумага, которую можно смять в кулаке.

– Да, уже спрашивал. – Джереми поднял голову. – И она сказала «да».

Он видел, как побледнел его приятель, несмотря на загар, а голубые глаза стали холодными и острыми, как осколки стекла. Лен вскинул брови и рассмеялся.

– У-у-у! – Он перегнулся через стол, схватил приятеля за плечи и встряхнул. – Мои поздравления! Теперь тебе, конечно, завидуют все мужчины Суррея. И восхищаются тобой! – Отпустив Джереми, он покрутил указательным пальцем возле его носа. – Однако с тебя причитается, надеюсь, это ты понимаешь?

Губы Джереми дернулись.

– Не вопрос. Само собой… Но это только после официального объявления. А пока… пока пусть это останется между нами. Ты можешь мне это обещать?

– Конечно, – усмехнулся Лен. – Только дай мне знать, когда соберешься сорить деньгами. – Он оттолкнулся от стола и еще раз хлопнул приятеля по плечу. – И не тяни с официальным объявлением. Такие женщины, как Грейс, ждать не любят.

Приглушенные удары бубна и тихий звон колокольчиков под ритмичные хлопки и монотонное горловое пение корчащейся на ковре женщины мутили сознание. Дело довершили несколько рюмок арака, кальян и витавшие в воздухе ароматы амбры, мускуса, корицы и сандала. Не сводя глаз с танцовщицы, Лен опустился на вышитые подушки. Ее бедра вращались в такт музыке, а когда она ими встряхивала, по натянутым мышцам живота пробегала дрожь. Тогда чуть слышно звенело обернутое вокруг ее талии монисто, вздрагивали груди в вырезе короткого лифа, а за прозрачным покрывалом мелькала соблазнительная улыбка.

Лен саркакстически скривил губы. Никто не ожидал бы такой усмешки от Леонарда Хейнсворта, барона Хоторна. Именно так представляет себе каирские ночи среднестатистический английский джентльмен. Все это не более чем карикатура, и тем не менее я здесь. И переживаю в действительности то, что к действительности никакого отношения не имеет. Равно как и к тому, что я называю своей жизнью.

Здесь, у мадам Зухры, где мужчины, как пьяные, впитывали в себя витающую в воздухе чувственность, ему наконец удалось сбросить свою вечную маску благополучного «золотого» мальчика. Она не то чтобы была лживой, но не оставляла возможности ни для серьезности, ни для душевной боли. Вроде той, что мучила Лена в тот вечер.

Рядом с ним были две женщины. Одна, совсем юная, шестнадцати или семнадцати лет, сначала играла расстегнутыми пуговицами на его рубахе, а потом, запустив руку за ворот, принялась гладить ему грудь. Другая, чуть постарше, ласкала Лену бедра, прижимаясь к ним своим пышным бюстом.

Леонард привлек к себе девушку, погладил ее по щекам и, взяв за подбородок, прижался ртом к ее полным губам, ощутив вкус мяты и мальвы. Губы покорно раскрылись, но в следующий момент девушка отстранила его и опустила глаза. Ее лицо оживила полусмущенная-полупризывная улыбка. Без лишних слов она позволила Лену взять себя за руку и отвести в одну из комнат на втором этаже.

Лампы с цветными стеклами бросали пестрые блики на кровать, расшитую ткань балдахина и украшенные жемчугом и золотыми позументами подушки. Леонард сел и после того, как девушка сняла с него сапоги, рубаху и брюки, помог ей освободиться от прозрачного одеяния, которое и без того не столько скрывало, сколько обнажало ее прелести. Потом Лен лег на спину и, зажмурив глаза, отключился. Прошло несколько бездумных, сладостных моментов, когда он ничего не чувствовал, кроме нараставшего возбуждения и мягкого прикосновения ее пальцев и губ под чуть слышное позвякивание серег и браслетов. Наконец Леонард сел, привлек девушку к себе и остановился.