По ту сторону ночи

— А вот и в положенном, — отрезал Гоша. — Мы с дядей Петей ту яму перед уходом-то посмотрели. Там все было готово для зимовки. Дядя Петя так и сказал: мы, говорит, на свою беду медведицу с пестуном с насиженного места спугнули. Они нам за это и задали перцу!

— Ага, вот что, ясно! В чужую хату, значит, без хозяев не лезь!

— А ты что думал!

Эта реплика завершила наши вечерние посиделки,

Я встал и, тихонько улыбаясь, пошел умываться. Саша кликнул Рутила и, позевывая, направился к себе.

Поплескавшись на берегу, я скользнул под тюлевый полог от комаров и, свернувшись в спальном мешке, мгновенно уснул.

Схватка

Ко мне он кинулся на грудь;
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье… Он завыл…

М. Ю. Лермонтов. Мцыри

— Обратите внимание на этого парня, — сказал Марк Исидорович, — вон там, на костылях.

— Вижу. Кто это?

— Наш геолог. Сейчас мы пройдем, и я расскажу вам его историю.

Стоит жаркий августовский полдень. Мы идем на обеденный перерыв по просторной улице таежного поселка. Справа вдоль низенького забора медленно и неловко ковыляет забинтованный человек. Костыли глубоко вонзаются в зыбкую торфяную почву. Он осторожно бредет мимо алеющих мальв, тяжело выбрасывая вперед то костыли, то ногу.

Вот мы поравнялись с искалеченным; это высокий плечистый молодой человек. Поражает молочная бледность исхудалого лица; неухоженная каштановая борода кажется на этом лице черной. На плечах, как на вешалке, висит измятый пиджак; громоздкая култышка гипсовой повязки подвешена к шее марлей и еле прикрыта пустым рукавом.

— Боже, что это с ним? Левая рука, правая нога, голова…

— Несколько ребер и ключица! — добавляет Марк Исидорович.

Расстояния в Омсукчане невелики; еще несколько Маленьких домиков — и мой хозяин отворяет передо мной дверь в свою квартиру. Он торопится. Ему предстоит срочный выезд на ближайший оловянный рудник, где какие-то неполадки с откачкой грунтовых вод. Он так и не успевает рассказать мне о человеке с костылями…

Вечером я возвращаюсь из лаборатории, где вот уже несколько дней занят инспекцией и консультациями. Солнце недавно скрылось за ближайшей горой, и согретая земля еще дышит теплом. Над широкой долиной медленно плывут пенно-розовые облака. Все население посёлка высыпало на. единственную улицу отдохнуть от работы и дневкой жары, погулять, поболтать или просто бездумно посидеть на завалинке. Вдали у клуба играет баян. Молодые голоса не в лад, но звонко тянут за баянистом «Катюшу».

Рядом идет милейшая Нина Антоновна. Ее маленькие пухлые руки одинаково ловко управляются с микроскопом, с сотрудниками лаборатории и с членами собственного семейства. Я устал и почти не слушаю Оживленного рассказа о ее оригинальном методе определения микроскопических зерен оловянного камня.

Мой взгляд рассеянно скользит вдоль улицы и вдруг останавливается на сгорбившейся у завалинки фигуре. Один костыль брошен на землю, гипсовый валик с рукой висит на подвязке, забинтованная нога безжизненно вытянулась поверх другого костыля. На прозрачном лице под сдвинутыми бровями блестят сосредоточенные глаза. Они смотрят на меня в упор, но видят что-то далеко за мной. Я это чувствую, мне неловко, я отворачиваюсь. Побеленные стены таежной больницы остаются позади, тянет оглянуться, но любопытство кажется неуместным.

— Кто это такой, что с ним случилось? — прерываю я Нину Антоновну.

— Что? Где, с кем? — Увлеченная рассказом, она но сразу понимает меня и слегка обижена невниманием. — Ах, вот вы о ком! Это один из наших новеньких геологов. Его жена консультировалась у вас сегодня в лаборатории. Очень хороший парень, но неопытный. Попал в лапы к медведю. Страшная история. Еле жив. Думали, не отойдет!

— Марк Исидорович хотел мне рассказать, да но успел.

— Вот и кстати. Зайдите ко мне выпить чайку. Почти каждый вечер у меня бывает Оленька; лучше, чем она, этой истории никто не знает.

— Оленька — Ольга Петровна?

— Да, жена этого бедняги.

Ольга Петровна и впрямь уже сидит в крохотной столовой Нины Антоновны. У нее ясные серые глаза; на коленях девочка с косичками. Я вспоминаю толковые ответы и хороший порядок в лабораторных делах молодой женщины.

«Какое хорошее русское лицо, какая приятная улыбка», — думаю я, пожимая крупную, почти мужскую руку.

Мы засиживаемся далеко за полночь. Тихим, иногда вздрагивающим голосом Оленька рассказывает о муже. Ей это приходилось делать не раз, и все-таки, когда речь подходит к концу, лицо ее бледнеет.

…В погожее июньское утро Васин и два его помощника — топограф и рабочий — пробирались в густых зарослях зацветающего стланика. Солнце поднялось к полудню и растопило смолу на упругих, спутанных, как волосы неряхи, ветках.