По ту сторону обычного

Рыба рыбой, но и лесными дарами Степан не брезговал. По возвращении в хижину захотелось сходить в лес. Это был совершенно другой мир. В отличии от речного, тут царили совершенно иные звуки и запахи. Шелест ветра в макушках сосен, пересвист птиц, шуршание листьев под ногами. Нередко Степан слышал похрюкивание кабана, трубный голос лося. Запах нагретой на солнце хвои успокаивал и воодушевлял одновременно. Рыбак собирал чернику, одновременно присматривая деревья, подходящие для заготовки дров на зиму. Посреди большой поляны стоял величественный дуб, под которым Степан любил отдохнуть после сбора ягод или грибов. Он даже подружился с белкой, жившей, по всей видимости, где-то в дупле дуба. Главное – тут не было слышно леденящего душу русалочьего голоса. Тихая размеренная жизнь, наполненная физическим трудом, расставила в душе Степана все по местам. Наутро Степан отвязал лодку, загрузил сети и направился в заводь. Тихий плеск весел, журчание воды за бортом… и снова едва слышный, но настойчивый голос. Он становился все громче, навязчивее. Степан изо всех сил старался не слушать, не обращать внимания, но голос звал, проникал прямо в голову, не отставал. Степану стоило огромных усилий не поддаться и не прыгнуть в пучину. В этот день рыбак вернулся на берег ни с чем. На следующий тоже. Голос был невыносим, он так и тянул Степана прыгнуть в воду. Рыбаку даже почудилось лицо среди волн, он изо всех сил ударил веслом, круги разошлись по воде, лицо заколыхалось и исчезло. Но не надолго. О рыбалке не могло быть и речи. Теперь Русалка звала его, как только рыбак подходил к берегу. Это было невыносимо. Русалочий голос навевал тоску, был жутким, потусторонним. И в то же время манящим, зовущим, влекущим бросить все и уйти на глубину. И Степан бросил все. И ушел.

Степан уехал в город, подальше от реки. Он бросил обжитую, такую уютную и родную хижину. Бросил привычное и уже ставшее любимым рыбацкое дело. Русалочий зов был невыносим, вот и решился Степан на крутые перемены. Накопленных за полтора десятка лет средств хватило, чтобы снять комнатушку. Грузовичок был продан, Степан купил небольшой легковой автомобиль. Сидеть без дела рыбак не мог, руки требовали работы, и Степан устроился в местную больницу санитаром. Там требовались крепкие выносливые мужчины, и Степан оказался очень кстати. Поначалу было трудно привыкать к стонам и мольбам пациентов, это было гораздо тяжелее физической работы. Но все же это были голоса живых конкретных людей, а не потусторонний русалочий зов. Степан привык. Въевшийся, казалось, в самую кожу запах рыбы исчез, сменившись запахом лекарств. Привык и к вроде бы безобидной фразе "отключаем от системы". Первое время он вообще не придавал ей значения, пока не узнал смысл этих слов. Иногда они означали, что пациента отключают от системы жизнеобеспечения, потому что диагноз не давал никаких надежд. Это было трудное решение для всех. Иногда фраза означала, что пациент уже может сам обходиться без системы, и это было радостной вестью. Но все это не касалось Степана, это было делом врачей и сестер. Степан научился воспринимать только репродуктор, вызывавший бригаду. Русалочий зов постепенно забывался, уходил в прошлое. Степан работал добросовестно, усердно, физический труд его не сильно напрягал, он привык на реке много и долго работать. Персонал, и врачи, и сестры, уважали молчаливого крепкого санитара. В одну из своих вечерних смен Степан вновь услышал фразу "отключать от системы".  Хотя он и не обращал на это внимания уже давно, но тут остановился. Что-то в сегодняшней интонации врача было не так. Было понятно, что отключают не по радостной причине, но было что-то еще. Степан осмелился подойти ко врачу.

– Извините, доктор.. – Робко начал он. – Опять нет шансов, да?

Доктор вздохнул.

– Все не так просто. Пойдем покурим…

Доктор был задумчив и выглядел растерянным. Степан никогда не курил, но вышел на крыльцо больницы вместе со врачом.

– Доктор, что с ним?

– С кем?

– С тем, кого отключают.

– А…  Да все как обычно, в общем-то. В коме почти год. Шансы 50/50. Больница не в состоянии дальше содержать, сам понимаешь, финансы… А родственников нет. Мы не нашли. Вроде и может поправиться, но нужно время. И деньги. А их нет. Да, знаю, не первый раз. Наверно, старею, становлюсь сентиментальным. – Доктор вздохнул. Докурил сигарету, выбросил в урну.  – Пойду проверю. Приказ может уже сегодня прийти.

– Можно я с вами?

– Со мной? Зачем? Что тебе там делать? Впрочем, хуже точно не станет, а мне все легче не одному будет.