По ту сторону октября

Это наши её так прозвали, отрыли когда – за красоту да за богатство. Посудите сами, гроб хрустальный покойнице отец справил – каково это, а! Все семью их знали, у них денег куры не клевали. Дядька мой рассказывал, что женихи в очередь выстраивались, но девица всем отказывала. Почему – никому не ведомо, может, любила кого, а родители не позволяли с ним под венец. Слух ходил, что ведьма она, но то ж брешут, народ-то тёмный. Как померла девица – то ль от чахотки, то ль ещё от чего – папаша чуть руки на себя не наложил, а потом, видать, умом тронулся. Похороны устроил, что твою свадьбу. Разрядили её, как невесту, золота на неё понавешали и в гроб из хрусталя положили. При царе Александре это, кажись, было. Народ долго ещё об этом судачил, я думал, байки всё – ан нет.

Мужики когда её выкопали, чуть не обделались то ль от страха, то ль от счастья. Она ж вся нетронутая лежала, совсем не истлела, и пахло от неё цветами. Лет-то прошло – ого-го. А украшений на ней, говорят, – цельный завод с них построить можно. И тут нас всех, сталбыть, как бес попутал, каждый себе втихаря понемножку и умыкнул, пока начальство не увидело и всё остальное не забрало. А я чо, я ничо, что мне, отставать от всех? Взял себе колечко с изумрудиком.

А потом она приснилась мне. Будто лежу я в постели своей, а царевна эта из тёмного угла выходит в лунный свет, платье до пят расшито, кокошник блестит-переливается. Как сейчас вижу, лицо бледное, точёное, как фарфоровое, а глаза тёмные-тёмные,  в самую душу взглядом впиваются. У меня ажно мурашки по спине забегали, росла б шерсть на загривке – дыбом бы встала. Отдавай, говорит, кольцо моё. Отдавай иль женись на мне. Ну я  всё равно парень не промах, отвечаю, что неча мне голову морочить –  бога нет, чертей и ангелов нет, призраков нет и тебя, сталбыть, тоже нету. Зыркнула она на меня своими глазищами и пропала.

Проснулся, и так мне увидеть её захотелось! Одним глазком хоть. Михалыч с нашей бригады говорил, что в подвале горсовета её покамест спрятали, партия пока не скажет, делать-то с ней чего. А я с детства знал, что за подвалы-то эти – туннели тайные подземные там проходят, от всех богатых домов друг к дружке, к церквям, к Ангаре. Местами такие широкие, что две подводы разъехаться могут. Дядька мой контрабандистов там ловил, а в гражданскую мы пацанами тайком припасы по ним красногвардейцам таскали, когда те Белый Дом от юнкеров обороняли. Так вот, дай, думаю, попробую пробраться к ней.

От берега до горсовета я ход, как свои пять пальцев, знаю, прошёл быстро. А дальше свезло мне просто, дверь в коридоры под зданием открыта оказалась. А охрану, видать, выше поставили. Поблуждал я там немножко и нашёл её. Склад там какой-то значился  что ли –  тюки, ящики… Вот на двух таких ящиках гроб и стоял. Его, понятно, брезентом прикрыли, но я ж не лыком  шит – догадался, что это такое.

Она там лежала, как спала. Лампа ещё на потолке качалась от сквозняка – туда-сюда, туда-сюда, так лицо её совсем живым казалось. Того и гляди, глаза откроет. И я тогда подумал, что ну а вдруг не мёртвая она на самом то деле-то, а? Вдруг у неё сон этот, как его… линтагерический? Сдвинул крышку, за руку её взял – нет, холодная. Только ресницы будто дрогнули. Ну лампа ж там над ней, говорю ж. А потом поцеловал её. Не смотрите на меня так, я так-то живых девок люблю, просто она… ну… как живая и была. И красивущая такая!

И тут меня как обухом по голове,  что ж за дурак-то я? Стою в подвалах горсоветовских, наверху охрана с винтовками, а я тут покойницу всю разряженную лапаю. Кто ж поверит, что я просто так поглядеть пришёл, решат, что за золотишком тут, а то и вовсе шпион. Ужас такой накрыл меня, как в тумане всё, что аж не помню, как домой добрался.

А утром мужики судачили, что сбежала царевна-то. Начальство на ушах стоит, ищет. Я им говорю, вы чо, рехнулись совсем, как сбежала? Мёртвая ж она, мёртвые не бегают, окститесь. А сам не поседел чуть. И в голове мысль стучит всё: "Закрыл крышку, иль не закрыл?"

А потом товарищи мои по бригаде за несколько лет по очереди сгинули, все шестеро: кто утоп, кто по пьянке угорел, кто пропал без вести, у кого приступ сердечный. Говорят, что не спроста это, что царевна их забрала. Не верю я в это. Времена просто тяжкие, неспокойные – всякое бывает.

Я-то не видел её больше. Ни во сне, ни так. Тоска только иногда накатывает, света белого не видно, иногда даже не то, что с лежанки утром встать – шевельнутся не хочется. Но я ж не тунеядец какой, не барин – хандрой страдать, потихоньку как-то живу… Колечко то с изумрудом так и не продал. Да, это оно.

Всё рассказал я вам, товарищ комиссар, и про туннели, и про девицу, и про золото. Хоть вешайте меня, хоть стреляйте, не знаю больше.

***