В ответ Глуб просто кивнул и поцеловал меня в макушку, в который раз за этот день заставив рухнуть моё сердце куда-то в прятки.
Через полчаса мы уже сидели в машине.
Вновь ехали в полном молчании, только атмосфера на этот раз была в разы тягостнее. В начале пути Глеб ещё попытался взять меня за руку, но я сделала вид, что мне срочно нужно что-то найти в телефоне. Больше попыток сблизиться он не предпринял. Я же пыталась убедить себя в том, что надо обсудить случившееся, сказать, что я всё знаю, но язык словно прилип к нёбу, поэтому… Поэтому.
На подъезде к городу мы неожиданно попали в километровую пробку, время стало тянуться ещё медленнее.
Наконец, он выдал своё шедевральное:
— Нам нужно поговорить.
Мои глаза округлились, и я автоматически закивала, отчего-то боясь поднять взгляд на него. Куда более безопасным казалось рассматривать экран его телефона, прикреплённого к приборной панели.
— Я должен тебе кое-что сказать, — начал было Глеб, устало потерев шею. — Должен, но не знаю как. Понимаешь…
Договорить ему не дал тот самый телефон, карта на экране которого вдруг сменилась иконкой входящего звонка. На дисплее высветилась женская фотография с подписью «Мама». Ничего компрометирующего, ничего необычного. Если бы женщина на фото не была копией моей матери, только повзрослевшей на десяток лет.
Глеб осознал случившийся тотал фейл мгновенно. Его рука дёрнулась в безотчётном желании прикрыть экран телефона, но он остановился, бросив на меня хмурый взгляд. После чего снял гаджет с крепления и поднёс его к уху.
— Да, мам, привет. Всё в порядке?
Тон был будничный, слегка ленивый и неспешный, но несмотря на это, ему всё равно было не по себе, по крайней мере пальцы, с остервенением сжатые на руле, говорили о том, что спокойствие его было напускным.
Подметила это всё как-то автоматически, словно наблюдая за нами со стороны, как если бы мои душа и тело разделились. Он, я и тонна обмана.
Из динамика донеслась неразборчивая речь, но сейчас смысл разговора и не имел никакого значения. Тот факт, что я слышу голос матери спустя столько лет, буквально сводил с ума. Я не хотела её слушать, но с какой-то фанатичной жадностью напрягала слух и ловила каждую нотку, каждую интонацию. Отчего-то у меня сложилось впечатление, что она чем-то недовольна.
Новгородцев, закусив губу, стоически внимал телефонную отповедь — а мне очень хотелось, чтобы это была именно она. Во мне вообще проснулась доселе небывалая кровожадность.
Голос в трубке стих, и мой спутник так же ровно сообщил:
— Извини, я сейчас за рулём, не могу говорить. Поверь, всё под контролем, — его собеседница попыталась возразить, но он повторил, на этот раз куда более резко: — Всё под контролем.
Утверждение сомнительное.
— Я перезвоню. Через час.
Ему сказали что-то ещё и… отключились.
И вместе с этим я словно вернулась в своё тело, ощутив острую боль в висках. Словно черепная коробка не выдержала и решила разорваться от абсурдности происходящего.
Прижала пальцы к вискам, пытаясь совладать с собой… дыхание было сдавленное и недостаточное, точно в приступе удушья.
— Кир…
— Молчи. Прошу тебя, только молчи.
О панических атаках до этого дня я только читала, и относилась к этому явлению достаточно скептически. Однако с каждым следующим мгновением, проведённым наедине со своей болью, мне становилось всё… страшнее. Казалось, ещё чуть-чуть — и я либо задохнусь, либо просто не выдержу ритм сердца, которое безостановочно трепыхалось в груди.
Вывел меня из этого состояния Глеб, коснувшись моей коленки кончиками своих пальцев.
— Кира?
Меня буквально вырвало из пучины паники, которая в одно мгновение переродилась в приступ кипящей злости.
— Не смей! — прорычала я, откидывая его руку в сторону. — Не смей меня больше трогать никогда.
Не знаю, чего он там от меня ожидал, но Новгородцев явно опешил от силы моих эмоций.
Внедорожник нервно дёрнулся вбок, чуть не протаранив попутный автомобиль. Водитель недовольно засигналил нам, а я подумала о том, что, попади мы сейчас в аварию, это был бы не самый плохой исход этой истории. По крайней мере точно не хуже предстоящего разговора.
Примерно с минуту мы проехали в полной тишине, пока меня наконец-то не прорвало:
— Это же была она… Она, да?
Я не знала, как назвать её. Элина? Согласитесь, как-то глупо звать собственную мать по имени. А произнести вслух слово «мама» у меня не поворачивался язык.
— Да, — односложно отозвался он.
Мы ещё немного помолчали. У меня всё никак не получалось сформулировать верный вопрос так, чтобы не сорваться на крики и претензии.
В итоге вышло сбивчивое:
— Зачем это нужно было тебе… вам…
— Она ничего не знала, — быстро заговорил Глеб, невольно увеличивая скорость авто, но, кажется, никого из нас это сейчас особо не волновало. Забавно, что он тоже избегал называть ЕЁ мамой, то ли щадя мои чувства, то ли просто опасаясь спровоцировать лишний раз. — Это было только моим решением приехать сюда.
— Для чего?
Он задумался, явно пытаясь подобрать правильные слова.
— Мне хотелось посмотрел на тебя.
— Посмотрел?! — взвизгнула я, вдруг ощутив себя диковинной зверушкой.