И Дима делал то же самое. Отрезая меня от себя, закрывался от боли, которую я ему причинила. Я должна была догадаться раньше, но тогда я не была на его месте, не знала того, что знаю сейчас. Мое преступление было страшнее внезапностью. Не было никаких причин для того, чтобы возникла ситуация с Марком, кроме моих чувств к нему, которые были и …есть, но это все не то… не то, что мне нужно. Жаль, что поняла я это слишком поздно. Сейчас меня волновал только мой муж. И только он.
Несмотря на кажущееся равнодушие, Дима тем утром все-таки заметил, что со мной что-то происходит. Когда подошло время собирать Еву в детский сад, его обеспокоенный взгляд замер на моем лице, пристально изучая все оттенки моего отчаянья. У меня не было сил притворяться. Обняв Еву, я взяла ее на руки, целуя маленькую теплую щечку туда, куда только что ее целовали губы моего мужа. Я закрыла глаза, чтобы скрыть набежавшие слезы, пряча лицо в ее вьющихся кудряшках. Но дети не могут долго выдерживать объятия. Моя непоседа вырвалась, не дав мне восстановить душевные силы. Выдохнув я отпустила ее, поднимая глаза на мужа, который, как оказалось, пристально наблюдал за мной.
– Что-то случилось? – спросил он, вытирая губы салфеткой. Я задержала взгляд на его чувственных губах, думая о том, кого теперь они целуют и как часто.
– Ничего, – я отрицательно качнула головой.
– Ты перенесла вещи, – заметил он сухо, вставая из-за стола.
– Тебе пора на работу, – глядя на настенные часы, сказала я пустым невыразительным тоном.
– Ты не ответила, – настойчиво произнес Дима. Наши взгляды встретились. Я сделала шаг вперед. Еще один. Он смотрел на меня в замешательстве, пока я не приблизилась вплотную. Обхватив ладонями его лицо, я поцеловала его в губы с пронзительной нежностью. Мое сердце отбивало дробь. Так больно, что я едва могла дышать, но и оторваться от него нет было сил.
От него пахло кофе и разбитыми мечтами.
Он поднял руку и мягко обхватил мое запястье, но не отдернул, а нежно погладил легкими, едва ощутимыми касаниями.
– Что случилось, Маш? – тихо повторил он свой вопросы, когда я оторвалась от его губ.
– Все хорошо, Дим. Просто хотела пожелать тебе удачного дня, – прошептала я, мягко отстраняясь. – Пойду одевать Еву.
Я чувствовала спиной его напряженный взгляд, пока шла к лестнице. Я хотела кричать, но продолжала улыбаться.
Я всегда думала, что измена – это стыдно, это то, что нельзя прощать ни при каких обстоятельствах, это самый низкий вид предательства, самый разъедающий душу яд.
Но теперь, когда сама столкнулась с изменой, как с реальностью, моей реальностью, я не чувствую в себе такой уверенности, такой силы, которая позволила бы мне быть гордой, встать, собрать свои вещи, забрать дочь и уйти, громко хлопнув дверью.
Что значит гордость и достоинство, когда на кону будущее твоей семьи? Или, когда ты любишь, все равно любишь человека, который причинил тебе боль. А если ты чувствуешь ответственность и собственную вину за то, что он сделал? Как быть в таком случае?
Я решила не сдаваться в тот самый момент, пока смотрела, как выезжает с парковки «Ламборджини». Я смотрела ему вслед, заплетая волосы дочери в два веселых хвостика.
Не сдамся. Нет.
Глава 25
Марк
По мере того, как двигались к финалу съемки фильма, в котором я исполнял главную роль, заканчивались мои физические и моральные силы. Я работал по восемнадцать часов в неделю. Мейн не давал мне поблажек, ни дня передышки, а выходные отменил, когда мы вышли на финишную прямую. Все актеры ворчали и скрипели зубами, но приходили на съемочную площадку в назначенное время. Я был уверен, что это моя последняя работа в качестве основного актера, а не каскадера. Мейн требовал от меня того, что я дать не мог – настоящих живых эмоций. Но сукин сын все равно был доволен. Я видел, как горели его глаза, когда он просматривал отснятый материал.
– Ты – золотая жила, Марк, – произносил он в такие моменты. – Через несколько месяцев все женщины мира будут мечтать о том, чтобы слизать пот с твоего пресса.
Я только качал головой в ответ на подобные замечания. Наверное, мне должна льстить высокая оценка самого Роберта Мейна, но на самом деле я ощущал полное равнодушие. Мне было плевать, что в итоге у нас получится. Я согласился на эту авантюру из уважения к Мейну, и, если уж до конца быть честным, устав от его е-мейлов с обновленными версиями сценария. Иногда человеку проще дать то, что он хочет, чем убедить его оставить тебя в покое.
Как ни странно, но Каперски разделял мнение Роберта по поводу грядущего успеха фильма. Мы не раз спорили с ним по этому поводу.
– Ты просто не видел себя со стороны. Роль создана для тебя, – заверял меня Джош во время коротких перерывов на кофе и сигарету.
– То есть роль тупого гонщика, который все время бухает, жрет наркоту и трахает все, что шевелится, по-твоему, создана для меня? Мне должно это льстить, Джош? – с иронией спрашиваю я.