По ту сторону от тебя

Я слишком верил в тот новый мир и свое место в нем, которые рисовало мое «зажравшееся» воображение.

Тем больнее было падать. Хотя я даже не упал. Я проснулся.

Но не когда обрел Машу, а когда потерял ее.

Все теперь стало таким понятным, таким ясным, словно до этого я жил с завязанными глазами.

Я знал, что люблю ее, но не был благодарен ей за то, что она была со мной, не был благодарен случаю или проведению, что свели нас вместе в городе, в котором я мог никогда и не появиться. Она стала моей единственной слабостью, но даже свои чувства к ней я пытался контролировать. Ничего не выходило, потому что на любовь нельзя надеть ошейник. Она меня переиграла, моя маленькая девочка, которая пришла, чтобы сделать меня самым счастливым и потом толкнуть за край безумия. Я не пожелал бы никому того, что случилось с нами. Мы могли бы любить друг друга всю жизнь, но разрушили наши чувства, потому что не хотели слушать и верить. Не пытались понять, оставаясь эгоистами, трусливыми эгоистами, которые прятались за стенами собственной неуверенности. Я хотел, чтобы она принадлежала мне вся. Я оберегал нашу маленькую семью, я верил в нее больше, чем многие верят в своих Богов.

Но внутри я не поменялся. И второе, прагматичное и логичное: я всегда пытался контролировать и управлять Машиной жизнью, а ее просто нужно было любить.

Но иногда просто любить бывает очень сложно.

Мы, не задумываясь, любим всей душой своих детей, и когда родилась Ева, я безоглядно и сразу навсегда стал рабом ее красивых голубых маминых глаз, но мы женщин любим иначе, требуя иногда больше, чем способны отдать сами. Ева дарила мне чистую радость и стала самым большим страхом, которого я не знал даже после того, как меня постигла первая потеря.

И этот страх стал материализоваться, когда я узнал о том, что в жизни моей жены, оказывается, есть место другому мужчине. Я ослеп от ревности и непонимания.

Однако не боязнь потерять дочь побудила меня на безжалостное и жесткое противостояние с Машей, когда она, в конце концов, выбрала не меня.

Я боролся с женой, только с ней. Каждый новый удар был точен и рассчитан. Я искал утешение и забвение в этой борьбе, я черпал в ней силы, как бы кощунственно это не звучало. Я мог зайти еще дальше. Я говорил… когда однажды переступаешь грань и принимаешь новые правила, совесть становится ненужным атрибутом. Но дело даже не в совести. Я же понимал. Ясно и отчетливо понимал, что причиняю Маше адскую боль, превращая ее жизнь в руины, как и она – превратила мою. Я был слеп, не осознавал, почему так отчаянно нуждаюсь в сражении, у которого априори не может быть победителей. Я был глух к слезам дочери. Все ради того, чтобы Маша продолжала чувствовать ко мне хоть что-то, но чувствовать. Даже если это ненависть. Презрение. Ярость. Лишь бы не равнодушие, не пустота. Мне была нужна она в моей жизни. Я не хотел быть ее прошлым, не хотел признавать, что на самом деле давным-давно проиграл ей.

Моя гордость и эгоизм не позволяли признать очевидное. Смириться и отпустить – безумно сложно, если человек нужен тебе, как воздух, если ты не мыслишь жизни без него. Маша была для меня таким человеком.

И осталась.

Все сломано, разбито, разрушено.

Мы никогда не станем прежними. Мне придется отпустить ее. Мы не можем страдать оба. Бесконечная боль. Я чуть не убил ее….

Так нечестно.

Я думал, что любовь – это счастье и благо, что она защитит нас и спасет. Самообман и сказка, на которую ведутся дилетанты.

Каждый раз, вспоминая о Маше, о тех днях, когда мы были счастливы, я буду искать момент, после которого все пошло не так…. И, может быть, никогда не найду.

Я оставался в Мюнхене, пока главный врач не сказал, что ее жизни ничего больше не угрожает, после чего сразу вылетел в Москву. Я не дежурил в палате реанимации, не ночевал в больничных коридорах в окружении родственников Маши. Мне там больше не было места. Всю информацию о ее состоянии я узнавал через главврача.

Никогда не смогу забыть тот страшный момент, когда я наблюдал, как жизнь уходит из ее распахнутых глаз, полных неимоверной боли. Но в ее взгляде, застывшем на мне, не было ни ненависти, ни гнева. Только бесконечное сожаление и печаль. У меня самого остановилось сердце. Мы, наверное, перестали дышать в одно мгновение.

Потом я очнулся, вызвал скорую помощь, заставив себя действовать, вспомнив лекции о первой помощи при сердечных приступах.

Эту потерю я бы не смог пережить. Я никогда бы себя не простил.

Только чуть не потеряв Машу, я понял, что на самом деле для меня важнее, чтобы она жила, жила и была счастлива. Мне будет больно, знаю. Возможно боль никогда не утихнет, но я отпущу ее. Даже если моя собственная жизнь потеряет смысл.

Наша война закончилась, но на самом деле, я никогда не воевал именно с ней. Только с собой и своим отчаянным желанием удержать ее любым способом.