По ту сторону песни

Анфису Тараска тоже нарисовал. На его картине темноволосая девушка в широких штанах и толстовке стояла на мосту и наблюдала за воронкой. Одну руку она чуть завела за спину, а раскрытой ладонью другой указывала на водоворот. Старик нарисовал Анфису с расправленными плечами и высоко поднятой головой, будто она вовсе не боялась того, что происходило в реке – в отличие от мужчины на противоположном берегу. Вместо лица того еще белело пятно, поэтому нельзя было понять, кого собирался нарисовать старик. Мужчина бежал по берегу и тянул к Анфисе правую руку, будто желая о чем-то предупредить. Скорее всего, если бы старик успел дорисовать лицо, то изобразил бы этого мужчину кричащим.

– Тараска, почему… Почему ты это нарисовал?! Что ты увидел? Тараска?!

С того места, где старик поставил мольберт, река просматривалась плохо, а мостик и вовсе скрывала ива. Тараска не мог срисовать Анфису, если только не увидел ее, когда проходил мимо. Но вряд ли он успел бы за такое короткое время почти закончить картину. Тараска определенно что-то знает!

Ее громкое восклицание напугало старика, он попятился и часто «захыкал». В горле Тараски что-то забулькало, заклокотало, и он, захлебнувшись очередным «хыканьем», замер на месте и закрыл руками лицо.

– Тараска, прости, я не хотела тебя напугать, – ласково забормотала Анфиса, делая к нему осторожный шаг, а потом еще один – до тех пор, пока не приблизилась к старику настолько, чтобы легонечко коснуться его руки.

– Тараска, пожалуйста, не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого! Правда. Я тоже напугана и только хочу узнать, что ты увидел. Что ты знаешь, Тараска?

Старик ее то ли не понял, то ли уже не услышал, потому что, не отнимая рук от лица, затряс головой. Анфиса тяжело вздохнула и поискала взглядом поросенка. Клякса с довольным хрюканьем тыкался в корни склонившей над рекой длинные ветви ивы, видимо, нашел что-то интересное – червячка или яблочный огрызок. Вот уж кто в полной мере радуется таким простым вещам, как что-то вкусное.

– Хых, – невольно скопировала Тараску Анфиса, но внезапно добилась успеха, потому что старик осторожно выглянул из ладоней, а затем и вовсе опустил руки.

Только смотрел он на Анфису уже не тем осмысленным и проникающим в душу взглядом, а затуманенным. Похоже, старика, как и его поросенка, снова занимали вещи простые, и сложных вопросов он не понимал.

– Ты очень красиво рисуешь, – сдержав вздох, похвалила Анфиса. – Очень красиво! Я куплю тебе карандаши и краски. Хочешь?

Старик улыбнулся счастливой улыбкой наивного ребенка, но не в ответ на обещание подарка, а смешно трусившему по поляне Кляксе.

Анфиса еще немного задержалась, решая, проводить старика до дома или оставить в покое? Тараска сам разрешил ее сомнения: хыкнул и засеменил к мольберту, затем решительно скомкал рисунок и сунул его в карман, а из котомки извлек папку. Анфиса еще с минуту понаблюдала за тем, как старик прилаживает к мольберту чистый лист. И когда убедилась, что Тараска увлечен работой, с пакетом в руках отправилась домой.

⁂

Бесконечная ночь закольцевалась в боль, тошноту и головокружение. Так плохо Никите было лишь однажды – после одной студенческой вечеринки, на которой он перебрал с алкоголем.

Временами Никита проваливался в обрывочные сны, в которых кружил на карусели и никак не мог сойти на землю. Перед глазами мелькали чужие лица, сливавшиеся затем в одно – в лицо той стриженой «мальвины» из парка. Незнакомка внимательно следила за попытками Никиты слезть с карусели, но не пыталась остановить адский аттракцион.

Мысли о незнакомке навязчиво преследовали его и когда Никита выныривал из кошмаров в реальность. И дело было не в экстравагантной внешности девушки, а в мелькнувшем в ее взгляде испуге. Она будто узнала Никиту и сразу отстранилась от происходящего, ушла в себя, хоть до этого старалась помочь. Мучаясь без сна на уплывающей из-под него кровати, Никита пытался понять, где мог раньше пересечься с этой девушкой? Может, она была быстро загоревшейся и так же быстро погасшей «звездочкой», у которой он когда-то брал интервью? Или девушка работала у «звезд» администратором? Конечно, тогда она явно выглядела по-другому, потому что такую яркую птичку Никита обязательно запомнил бы. Затем он перебрал в памяти своих случайных и неслучайных подружек, но никого похожего не вспомнил. В тот момент, когда в сознании, будто выплывающий из тумана айсберг, стали проступать ассоциации, на него накатил приступ тошноты. И, несмотря на предательски ускользающий из-под ног пол, Никита ринулся в туалет.

«Надо звонить в «скорую», – подумал он, добравшись до кровати. И уснул, на этот раз уже крепким сном.

Утром Никита проснулся здоровым, если не считать болевшей от прикосновения шишки. Он привел себя в порядок и позвонил сестре – узнать, есть ли у нее новости. О своих приключениях Никита умолчал. Марьяна отрапортовала, что новостей нет, потому что Данила уехал на два дня, а Игоря Степановича с его левреткой на прошлом занятии не было.