По ту сторону Рая

— Даже не думай, — шепчет мне на ухо, слегка касаясь губами. — Я не стану трахать тебя в туалете самолета. Это только кажется романтичным, а на самом деле очень неудобно, — сглатываю, потому что его немного хриплый голос и обжигающе дыхание лишает разума.

— Кто сказал, что я хочу заняться сексом в туалете?

— Твое тело, — усмехается Глеб и прикасается к моей щеке. Гладит, как кошку, требующую ласки, и отпускает, как в ничем не бывало, надевает очки и продолжает изучать бумаги. А я облокачиваюсь на спинку, прикрываю глаза, пытаясь справиться со своим телом. А потом в голову приходит вопрос. Наклоняюсь к Глебу и, так же как он, спрашиваю шепотом:

— То есть ты уже занимался сексом в туалете самолёта? — во мне просыпается маленькая и очень любопытная девочка. Так же касаюсь губами его уха, и слегка прикусываю мочку. Романов застывает и прикрывает глаза, а я смотрю, как по его шее разбегаются мурашки от моих ласк. Он вновь откладывает бумаги, снимает очки и разворачивается ко мне. Обхватывает скулы и притягивает ближе.

— То есть поработать ты мне не дашь? — голос строгий, но темные глаза начинают гореть.

— Нет, мне скучно, — наигранно надуваю губы, хлопаю ресницами и довольно улыбаюсь. — Мы летим на отдых, Глеб Александрович. Так давайте начнем с самолёта, — хватаю его за галстук и накручиваю себе на руку. Романов лениво улыбается, а я рассматриваю морщинки в уголках его глаз. — Так что там у вас было в туалете самолёта? И с кем? — я не ревную. Считаю глупым ревновать мужчину к прошлому.

— Ну прости, ты у меня не первая, — ухмыляется Глеб, отпускает мои скулы и смотрит, как я играю с его галстуком. Владимира бы уже приступ хватил от того, что я мну его вещи, а этот ничего, терпит.

— Вторая? — шучу я.

— Да, можно сказать, вторая.

— Ой лжете, Глеб Александрович, — смеюсь я. — Расскажи о себе, — прошу я. Времени у нас много, и я хочу знать этого мужчину ближе.

— Задавай вопросы.

— Ну не знаю, расскажи о сыне, — на самом деле мне интересно, в каких отношениях он с матерью своего ребенка. Быть родителями — значит быть связанными до конца.

— Ему десять лет, он учится в лицее, занимается и увлекается футболом, — Глеб задумывается и его глаза теплеют. С нежностью и трепетом опасные хищники относятся только к детям, и это так подкупает. Он ещё долго рассказывает мне про сына, про его достижения и маленькие неудачи, про то, как он любит животных, но у него аллергия на шерсть. У него даже голос меняется, становясь совсем другим, тёплым, бархатным. И мне очень приятно осознавать, что этот властный, порой, самоуверенный мужик имеет ценности и правильные приоритеты. У него есть душа, в которой главное место занимает ребенок.

— Нас когда-нибудь не станет, Стефания. Деньги, имущество — это всего лишь вещи. А дети — это наше продолжение, часть нас. Жизнь может быть вечной благодаря детям, — меня так глубоко цепляют его слова, что хочется плакать, но я этого не показываю, меняя тему.

В Испанию мы прилетаем поздно ночью и заселяемся не в отель, как я предполагала, а в отдельный домик на побережье. Ночью не удается рассмотреть все красоты. И мы, уставшие, просто ложимся спать в огромную удобную кровать с белоснежным бельем. Перед тем как погрузится в сон, я предвкушаю завтрашний день. Все-таки это прекрасно встретить тридцатилетие на побережье с мужчиной, который меня покорил. Романов знает толк в подарках. Пусть он гад, но с таким ничего не страшно, стабильно и надёжно. В этом, наверное, и заключается счастье.

Проснулись мы в полдень от настойчивой вибрации телефона на тумбе.

— Это твой, — хнычу я, хватая Глеба за ладонь, которая лежит на моем животе. Не хочу, чтобы он меня отпускал, нам так сладко спалось вместе. — Не бери.

— Не хочу, но надо, сонно отвечает Романов, шлепает меня по оголившейся попе, усмехается и поднимается с кровати. Он берет телефон смотрит на дисплей, хмурится, кидает на меня нечитаемый взгляд и выходит в гостиную.

— Да! Я слушаю! — не понимаю, зачем выходить из комнаты, если его голос отдается эхом. Романов очень недоволен. И пока он слушает своего собеседника, я сажусь на кровати, откидываясь на мягкую спинку и рассматриваю комнату. За огромным окном с белой прозрачной занавеской виден кусочек моря. У каждой страны — свой неповторимый запах. Испания пахнет сладким виноградом, грецкими орехами, шалфеем и морской солью. Встаю с кровати, поправляю комбинацию, подхожу к распахнутому окну с колыхающимися шторами, и глубоко вдыхаю. Такого аромата моря нигде не встретишь, оно пропитано особой страстью, я пьянею от этого свежего запаха — просто волшебный день рождения.

— Где ты?! — вздрагиваю от громкого рычащего голоса Романова. — Как это случилось?! — его голос становится ещё громче, настолько, что кажется начинают содрогаться стены.