Аглая ещё не знала, какой сюрприз её ждёт! После разговоров о самочувствии, и о том, что нужно будет привезти в следующий раз, в палату вошёл дед Серёжа. Тина даже залюбовалась — как молодцевато он выглядел! Но заметила жест Андрея и покинула палату, оставив Аглаю и деда Серёжу наедине.
— Ну, здравствуй, Аглая, — дед Серёжа подошёл и сел на стул возле кровати.
— Серёжа? — тихо спросила Аглая, не веря своим глазам.
— Я, Глаша. Вот и довелось нам свидеться. Пришёл тебя поблагодарить, ты меня из беды вытащила, а сама, вон оно как получилось, в беду попала.
— Зато ты ходишь, — ещё тише произнесла Аглая и улыбнулась.
— Я тебе обязан, и я верну долг.
— Нет у тебя передо мной долгов, Серёжа.
— Есть.
Никто не слышал их тихого разговора, в палате смотрели телевизор. Ребята прождали деда Серёжу возле палаты больше часа, и когда он вышел, не решились задавать вопросы. Дед Серёжа сам сказал:
— В беде Аглая. Пока не знаю, как ей помочь, но некоторые соображения уже имеются.
На следующий день Тина с Андреем переехали домой, в течение недели они дважды были у Тининого отца. Тим тоже приезжал к ним, а один раз приехал вместе с девушкой Олей. Катя ревниво осмотрела Олю, но потом одобрила, лукаво подмигнув Тиму за её спиной.
Дед Серёжа эту неделю каждый день навещал Аглаю. Однажды, во время их разговора, в палату вошла молодая женщина:
— Здравствуйте. При больнице есть храм, все, кто хочет, может встретиться со священником. Есть желающие исповедоваться и причаститься?
Соседка по палате что-то спросила, женщина ей ответила. Ещё две соседки промолчали, делая вид, что не замечают вошедшую.
Аглая отвернулась и посмотрела в окно.
— Глаша? — спросил дед Серёжа.
— Нет, — тихо ответила она. — Мне поздно.
— Отчего же поздно, Глаша? Я слышал — никогда не поздно, пока живёшь на земле.
Аглая посмотрела ему в глаза и совсем тихо, чтобы никто не слышал, сказала:
— Мне поздно, я много нагрешила.
— Какие-такие у тебя грехи, Глаша? Это сестрица твоя, Глафира, во всём виновата. Ребята к ней ездят, кормят, переодевают, ходят за ней, как за малым дитём, а она слюной на них брызжет, бесится. Силу всю потеряла, а смириться не может. Как она Тиночку мою за волосы больно дёрнула, так теперь внученька косу заплетает. Глафира твоя скоро вся на злобу изойдёт, она теперь всех ненавидит. А ты совсем другая.
— Другая? — губы её поджались, в глазах появились слёзы и страх. Она тихо и быстро зашептала. — А что я творила? Проклятие я возвращала с чьей помощью? Ангельской?! А демонов зеркальных в плену держала сама? И до того, полвека, я что, мало к бесовской силе прибегала? Думаешь, сама не знала, чем занимаюсь? Знала, отлично знала! Нет мне прощения!
— Есть, — уверенно сказал дед Серёжа. Соседки по палате даже повернули головы на его громкий голос. — Ты мне, Глаш, жизнь вернула, и я тебе верну, — тише добавил он и встал.
Он ушёл, и соседки, с изумлением увидели, как заплакала седая, спокойная пациентка Аглая Степановна, никогда ни на что прежде не жаловавшаяся.
«Да и что ей жаловаться-то? — с завистью подумала одна из соседок. — Не жизнь, а малина. Муж заботливый, каждый день фрукты таскает, внуки уважают, на „вы“ к ней обращаются. Мне бы так!»
На следующий день в палату вошёл молодой священник:
— Здравствуйте! Иерей Василий Маслов, будут желающие исповедоваться и причащаться?
Одна из женщин подала голос:
— Я, батюшка.
Он сел рядом с ней, они тихо поговорили, а затем священник подошёл и обратился к Аглае:
— Просили за тебя. Разреши, я помолюсь?
Он опустился на колени, возле её кровати и стал молиться. Через некоторое время поднялся и сказал:
— Не ешь до утра, готовься к исповеди.
— Меня не простят! — упрямо покачала головой Аглая. Отец Василий мягко ответил:
— Господь, невидимо и таинственно присутствующий на Исповеди, прощает грешника.
Дед Серёжа приоткрыл дверь и увидел, что отец Василий разговаривает с Аглаей, она его о чём-то спрашивает, но уже без прежней тоски и прежнего страха в глазах.
— Оставалось вернуться в больничный холл и подождать окончания разговора.
Доллирэль