– Странно! Говоришь о любви, а от командира Рахимова я слышал, что притесняешь женщин из гарема своего.
– Во-первых, западные люди слово «гарем» используют слишком свободно, в угоду своей морали, а нашу общину правильнее называть «Харим», что значит «священное место», куда вход не обрезанным сердцем запрещен. И во-вторых, нашел кому верить – Рахимову – «беглому рабу», который еще недавно, до призвания в революцию, желал войти в нашу общину и потрогать женщин за энное место. Но они отдаются искушенным и заботливым мужчинам, – возразил Абдулла и, заметив сомнение Сухова, пояснил, что в их религии «беглыми рабами» называют людей, бегающих от семьи, вне зависимости от личных целей и задач общества.
– Но таким образом и я попадаю в разряд беглецов, – удивленно воскликнул Сухов.
– Конечно, ведь шашкой всегда было легче махать, чем проявлять заботу о семье. Вот поэтому у нас в общине говорят, что всякий грех искупается, кроме одного – пренебрежения домом.
– А у нас это называется грехом и многоженством, – бодро возразил Сухов.
А я не могу согласиться с вами. В вашей культуре, хотя и проповедуется любовь, но всегда с какими-то задержками, ограничениями и табу в отношении сексуальности. Любовные проявления мужчины носят признаки психической импотенции, которая проявляется сполна только тогда, когда он имеет дело на стороне, с другой, не законной ему женой. И это у вас – увидел и сгреб как смог, потому что нет количества, нет и качества.
Сухов, как человек с христианской закваской вечной вины, стал оправдываться, что в его практике этого не наблюдалось, и таким образом «очистившись», опять встал в позицию обвинителя и осудил Абдуллу, что женщины в его гареме бесправны и несвободны. Абдулла возразил, что каждая из них может разорвать отношения с мужчиной, если считает, что он ведет себя недостойно и не выполняет своих обязанностей. Потом он стал доказывать, что корни уважения к чисто женским качествам ума и сердца, верности и состраданию необходимо искать на востоке, а не у тех людей, которые, опустившись в воду, выходят оттуда, ничего не получив, и говорят: «Я – «бухарин»». Он взял имя в долг. Но кто получает от Духа Божьего, он имеет в качестве дара настоящее имя. Тот, кто получил дар, у него не отбирают его, но кто получил имя в качестве долга, его лишают имени. Так вот, эти «бухаринцы» всегда считали женщину недостойной жизни.
– И это ваши пророки, – возвысил голос Шахид, – пребывая в девстве, создали культ «старых дев» – маринад из похоти, который квасится в собственном уксусе, вместо того чтобы давать лозу. И отходили в мир иной не удовлетворенными, без пажити и без личной любви к ближнему (женщине). А наши учителя, имея многих жен, умирали насыщенными жизнью и тем почтили Бога живых, а не мертвых. И это при вашем стремлении взять в жены красивенькую и приятненькую на вид девицу, остаются те, кто не удался лицом и телом. И это вами на них возложены тяжкие и неудобоносные брачные бремена, а многоженство благословенно еще и тем, что возможно брать некрасивых и космических сирот.
– Может, ты в чем-то и прав, – возразил Сухов, – но истинная любовь присутствует только между двумя людьми, она не терпит базарных отношений.
Она – самое трудное, менее всего осваиваемое занятие нашего бытия, постоянно терпящее крушение, – и, положив руку на Книгу, сказал, что здесь написано об истинной любви, которая направлена к избранной госпоже, а не ко многим особам женского рода.
– Мне знакомо это послание, как и Книга, которая принадлежит мне. И если она тебя насыщает, то считай это моим подарком тебе.
Сухов растерянно сказал, что он впервые встречает мусульманина, который называет эту Книгу своей. Абдулла в свою очередь пояснил, что в их зеленой Книге сказано, что правда и истина находится в желтой и красных Книгах. Поэтому для истинного шахида, ищущего истину, она становится своей.
– А по поводу «госпожи» моей души и любви к ней, – пояснил Абдулла, – то имея «Сад», не означает, что я не ищу свою единственную возлюбленную, но как об этом написано в той же Книге, где царь Соломон оставляет свой сад «сторожам морали» и отправляется искать свою единственную.
И, придавая голосу более мирный характер, Абдулла сказал, что их спор о культуре любви и достижения счастья человеком не может иметь общего знаменателя. Свою мысль он пояснил притчей.