По ту сторону реальности. Том 2 (Сборник мистики и фантастики)

Абдулла начал говорить пространно, издалека, чтобы подготовить собеседника к правильному пониманию событий. Вначале он рассказал, что человеческое бытие обусловлено выбрасыванием человека вовне – в мир. Мир, где он сейчас находится, возможно, неплох хотя бы потому, что в нем можно сидеть и пить вино. Но если он не осознает необходимости в новой действительности, то у его настоящего нет будущности, которое необходимо завоевать. А он (Сухов) долго, слишком долго раскачивается в невесомости своих вопрошаний, потому что еще не поставил того вопроса перед собой, после которого начинается действие, связанное с преодолением, уже сложившегося данного положения. Любое человеческое действие, каким бы оно ни было, подразумевает нарушение уже создавшейся ситуации и выбрасывание вне ее рамок.

Далее Абдулла заметил, что человеческая жизнь состоит из ряда феноменов, проявляющихся в любви, смерти, господстве, труде и прочих ее граней. Но немаловажным способом существования человека является игра, которая охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способ понимания бытия человеком. Она пронизывает все основные феномены человеческого существования, будучи неразрывно переплетенной и скрепленной с ними. В соответствии с обстоятельствами мы можем обнаружить, что вовлечены в игру, если всматриваемся в законы человеческого развития.

– Игра не всегда ставит человека в положение господства над обстоятельствами, – подчеркнул Абдулла, показав жестом в сторону, куда было отброшено Суховым оружие, – но от этого она не менее важна для последствий. Существует мнение, что боги являются игроками, а люди игрушками. Другими словами ты, а вместе с тобою и я вовлечены в особого рода игру, где оба являемся в ней марионетками произвола невидимого хозяина, которого называют теперь модным словом – режиссер.

Сухов посчитал слова об игре за бред Арифа и спросил: не пьян ли он, что утверждает такие смешные вещи. Абдулла возразил, что каждому человеку известно большое число игровых ситуаций – в любовной, семейной и общественной сферах.

– Мы вовлечены в игру даже тогда, когда думаем, что оставили в прошлом это детское занятие, а иначе как понять, что взрослые мужчины не могут оставить такое бессмысленное занятие, как война, которую Сухов проигрывает со всей тщательностью исполнения, – иронически подчеркнул Абдулла.

– Подожди, подожди, – перебил Сухов, – но почему я этого не замечаю?

– А потому, что игра превратилась для тебя в простую будничность, которая препятствует задуматься над сущностью своего существования… Ты давеча рассказал о своей Екатерине, которая в твоих воспоминаниях все время предстает в красных одеждах, и тебе трудно представить ее в белых одеяниях. Но это и есть «красный» произвол, диктуемый тебе сверху неким хозяином.

Сухов возразил, что никто ему не диктует и не приказывает, как поступать. Хотя иногда он слышит нечто подобное шепоту, в котором слова приходят и уходят как бы ниоткуда.

Именно так, тихо и неприметно осуществляется игра сверху. Когда человек прислушивается к этому шепоту и проявляет внимание к событиям, происходящим с ним, то постепенно учится различать, от какого духа он исходит. Тогда он может выйти за пределы ее и начать строить свою собственную жизнь, которая может быть не совсем удачливой с позиции игровых комбинаций оловянных солдатиков, которые всегда хорошо отстреливают противника и всех побеждают, – пояснил Абдулла и попросил Федора припомнить его последние успехи в боевых действиях: – Возможно, потому ты и назван Суховым, что всегда выходишь сухим из щекотливых положений, – улыбаясь, сострил Абдулла.

Сухову не надо было вспоминать о его удачливости в боях, но он не предполагал, что его боевая выучка и сноровка может принадлежать не ему, а события его жизни могут рассматриваться под таким углом зрения. Сконфузившись, он залпом выпил чашу вина и стал размышлять вслух, что не понимает смысла со стороны «создателя» его образа и насколько он свободен в своих действиях. Абдулла, похлопав его по плечу, похвалил, что он стал задумываться над этими вопросами и пояснил, что религия откровения предполагает появление человека как сотворенного существа. А сотворенность, в свою очередь, побуждает его превосходить себя в том виде и в том состоянии, в котором он сам пред собой предстает. Сущность тварности человека он видит в том, что он до осуществления, когда находится вне бытия, наделяется образом и подобием Творца. А потом перепоручается разным товарищам, которые примеривают на себе одежды богов. Но то, чьими оказываются эти образ и подобие, обнаруживает принадлежность их хозяину.