По ту сторону реальности. Том 3 (Сборник мистики и фантастики)

«Да ведь это Он мне говорит! Он! Говорит, что Мир-то его хорош!!! И мы хороши, а смерть – не страшна тому, кто чист!!! Эх, старый ты дурень, испугался смерти… нечистый запугал… Да ну его!!! Пора!!! Пора к Эльзе моей… Но Мир-то… Нельзя… Нельзя ему, проклятому, Мир отдавать, нельзя! Нешто хочет всех… под одну гребенку – в сон, значит, чтоб стали… как бараны… Ох… Нельзя!»

И вдруг зазвучал, отдаваясь барабанным грохотом в ушах и мозгу, голос Сатаны: «Но помни!!! Если хоть крохотный кусочек стекла отколется… если трещинка, даже величиной с волосок, появится по твоей вине – все пропало!!! Я не смогу. Он поставил это условие.»

Огромная печь, словно очнувшись от спячки, загудела огнем. Громко забулькала в ней ярко-оранжевая, с красными прожилками, масса… Гудение постепенно перешло в мерный рокот, котел наполнился варевом, которое проворные бесенята с поразительной скоростью помешивали длинными металлическими лопатками. И наконец извергнув облако синеватого дыма, печь выпустила в воронку поток варева, красно-желтого, пышущего адским жаром. Варево потекло вниз, распластываясь на столе, и, о чудо! – постепенно остывая и превращаясь в лист прекраснейшего, прозрачного, как слеза, стекла.

– Ну, что же ты медлишь, стекольщик! – вывел Мартина из забытья голос Сатаны. – Режь! Да осторожнее! Я устал ждать!

Мартин несмело приблизился к столу, сжимая в руке тяжелый резак. Стекло. Он никогда не видел такого, хоть на своем веку повидал немало стекол. Огромный толстый лист был чист и прозрачен, и, казалось, бесцветен, но в то же время поверхность его играла всеми цветами радуги, переливаясь и сверкая в свете чадящих факелов. Свет, испускаемый печным варевом, тоже отражался в нем – Мартину показалось, что на стекле он видит некие неясные образы, тени и лица. Вздрогнув, он поднял резак и приготовился провести линию реза.

И вдруг. Он снова увидел Свет. И Эльзу. Только теперь она была в языках пламени, а глаза ее наполнились тревогой и страхом. Языки лизали ее, не причиняя вреда, однако в этом видении было столько мольбы и отчаяния, а в глазах ее – столько любви и надежды, что старик задрожал.

– Нет, не сметь! Стекло это. Дьявольское. Погублю я себя. И тебя, Эльза. И всех. Мир погублю. Проклят будь, сатанинское твое дело! Не буду! Говоришь, нельзя разбивать? Так вот же. Получи, отродье адово!

Мартин, к которому словно вернулись силы, с размаху ударил резаком по сверкающей поверхности. Однако тот отскочил, не причинив стеклу ни малейшего вреда, даже царапины не оставив. Мартин еще раз нанес удар – ничего. Стекло лежало целехоньким, переливаясь теперь темно-багровыми сполохами, словно гневаясь и угрожая.

– Глупый, ничтожный старикашка! Что, позвали тебя? Он хочет твоими руками меня остановить? – громовой хохот огласил вновь стены подземелья. – Ты что же, всерьез думаешь, что мне помешаешь? Я непонятно обьяснил тебе, смертный?

Дикая боль пронзила все тело старого стекольщика, железной рукой схватив за сердце, ноги подкосились, холодный пот прошиб до костей… Мартин чуть не выронил резак, едва удержавшись на ногах. Он оперся на стол, тяжело дыша и беззвучно шевеля губами.

– Режь, смертный. И будь послушен, – голос дьявола был сух и спокоен, – и тебе воздастся за труды твои.

Бесенята, на время прекратив перемешивать варево, толклись у ног Мартина, противно и сердито попискивая и скаля зубы. Ручками они тянули стекольщика к столу, заставляя его вновь поднять резак для свершения сатанинской задумки. Котел загудел, печь отозвалась рокотом.

И тут Мартин, ухватив край стекла, потянул его на себя, пытаясь переместить. Лист был таким тяжелым, что не сдвинулся с места… бесенята, пронзительно завизжав, повисли на руках стекольщика… Но у старика вдруг, словно по велению какому, силы удесятерились. Не обращая внимания на проклятых чертенят, кусающих его и хватающих за руки, он изо всех сил потащил стекло на себя… лист сдвинулся и медленно сполз на край огромной столешницы.

– Нет!!! Остановись, мерзкий, ничтожный человечишко! Адские муки ждут тебя!!! Не смей. Ты не помешаешь мне!!! – голос Люцифера приобрел такую силу, что камни в стенах задвигались, а бесенята, тоненько застонав, осыпались, как сухие листья, с рук и плечей Мартина и, зажав уши, катались по полу.

– Эльза… милая… прости старика. Иду к тебе! – это были последние слова старого стекольщика.

Лист, задержавшись на секунду на краю, словно в раздумьях, медленно сполз вниз и одним краем упал на пол. Странный, мелодичный и печальный звук, похожий на звон колокола, огласил своды подземелья. Огромное стекло треснуло сначала пополам, а затем рассыпалось на несколько больших осколков.