– Входи, стекольщик! Именно здесь закончится все… вернее, начнется! Здесь тебе суждено стать участником передела вашего мира! – Алоиз Циффер расхохотался…
Гигантская зала, выложенная из того же серого камня, была освещена десятками смоляных факелов, вставленных в держатели на стенах. Блики огня, полыхающего в диковинном сооружении, похожем одновременно на печь и на котел, плясали на стенах вместе с тенями невидимых Мартину существ… У огромного сооружения, которое заканчивалось такой же огромной воронкой, стоял громадных размеров каменный стол. Поверхность его, гладкая, как зеркало, была чернее самой черной ночи… У стола, противно повизгивая и рыча, возилось с десяток мелких бесенят, покрытых отвратительного зелено-бурого цвета шерстью, с мелкими острыми рожками и рыльцами, удивительно похожими на свиные. Они сновали суетливо туда-сюда, перетаскивая какие-то непонятные инструменты, стеклянные колбы и реторты, банки и склянки с разноцветными жидкостями, при этом ругаясь друг с другом. А один из бесенят, не выдержав, вдруг накинулся на другого, колошматя его кулачками по голове и таская за жидкую бороденку. Другие, бросив свои ноши, присоединились к потасовке, и скоро зала наполнилась ревом и писком разъяренных чертенят…
– А ну тихо, проклятое отродье! Вот я вас, поганцев, испепелю мигом! – голос Циффера, казалось, звучал сильнее грома, отдаваясь стократно гулким эхом в просторах огромной залы. – Все по местам!
Затем последовал такой дьявольский рык, что стены задрожали, и с потолка потекли струйки песка. Мартин даже уши заткнул – ему стало больно.
Бесенята замерли на мгновение, словно статуи, а затем, огласив негромким, жалким визгом пространство залы, мгновенно выстроились в ряд у стола, опустив повинно рогатые головенки.
Циффер, негромко рыкнув еще раз, для острастки, щелкнул пальцами, и бесенята, сорвавшись с места, молниеносно притащили невесть откуда взявшийся старинный, черненого золота, поднос, на котором красовались два потрясающей красоты бокала, наполненные рубиново-красной, искрящейся в тусклом свете факелов, жидкостью, удивительно похожей и на вино, и на кровь…
– Ну-с, стекольщик Мартин, выпей! – Дьявол (а в том, что это именно он, у Мартина уже не оставалось сомнений), высоко поднял бокал.
– Э-э-э… не могу, ваше… э-э-э… господин Циффер, – заикаясь, промолвил стекольщик, – не могу… хоть казните…
– Да ты прямо святой, стекольщик! – Циффер захохотал громогласно, и стены вновь отразили многократным эхом дьявольский смех вместе с дребезжащим, тонким хохотком чертенят. – Не пьешь, не куришь, баб у тебя не было вот уже лет десять. В Бога веришь! – он захохотал снова.
– Осмелюсь сказать – верю, – тихо, но твердо сказал старик.
– Да?.. Ну… верь, верь в своего бога… Это не помешает, – Циффер залпом осушил бокал и с размаху бросил его в печь…
Там пламя заискрилось вихрем, разноцветные искры рассыпались в стороны, озарив на мгновение ставшее почти каменным лицо Алоиза… он преобразился на глазах – стал еще выше, глаза лишились зрачков, одежда таинственным образом сменилась… Теперь перед Мартином стоял, подбоченившись, огромного роста, весь покрытый черной блестящей шерстью, увенчанный длинными рогами, сам Сатана… На плечах его покоился аспидно-черный, с красной подбивкой, плащ, расшитый золотыми пентаграммами и непонятными знаками. Глаза горели адским огнем, и лишь ослепительная белозубая улыбка напоминала о некоем подобии Алоиза Циффера…
Даже голос стал нечеловеческим – этаким глухим и трубным, истинным голосом преисподней…