Стена над Севиной кроватью была усыпана прикрепленными к ней кусочками бересты — на них изображались схемы из рун. Поверх всего этого висел смутно знакомый карандашный рисунок, на котором с трудом угадывался сам Сева.
— Послушай, это, случайно, не Полина рисовала? — удивленно спросила Василиса.
— Да, когда мы пили медовуху во время Русальего круга, — отозвался Митя.
— Как странно, она ведь думала, что Сева выбросил ее шарж.
Василиса снова принялась в полном молчании изучать комнату. Над дверью висели часы с дверцей для кукушки и несколькими золотыми гирьками. К спинке одного из стульев были привязаны коньки, в углу под потолком совершенно без посторонней помощи парила рубашка.
Когда молчание в комнате стало настолько тяжелым, что от него разболелась голова, Митя попытался заверить себя, что должен перебороть свое беспричинное волнение и сказать то, что собирался.
— Извини, что я позвал тебя сюда. Я знаю, что должен был сам прийти.
— Все в порядке. — Василиса повернулась с миролюбивой улыбкой. — Маргарите лучше лечь спать пораньше, так что это даже неплохо, что я ушла. Не буду ей мешать.
— Да, я именно так и решил: неуместно заявляться к вам с Маргаритой из-за того, что… — Митя закивал, изображая в ответ понимание, и тут же потерял мысль. Сто раз перестроенная и прорепетированная фраза, которую он хотел произнести, развалилась на отдельные куски, которые предательски покинули его голову один за другим.
Нужно было как-то свести разговор к Марьяне, к помолвке и к тому, что произошло сегодня утром, но говорить обо всем этом расхотелось. От дурного предчувствия дрожали коленки, становились влажными ладони.
— Я должен извиниться, что даже не попрощался с тобой сегодня утром… В Экспериментальном саду.
— Но мы снова с тобой увиделись, можно было и не прощаться.
— Да, — Митя постарался улыбнуться в ответ. — Но ты ушла… И я подумал…
— Мне правда нужно было идти, — заверила его Василиса, и Мите показалось, что мир уже начал рушиться. — Я не решилась прервать ваш разговор. Постеснялась.
— Ты разве не обиделась на то, что… Марьяна пришла… И я сказал…
— Обиделась? — протянула Василиса. — Почему я должна была обидеться?
— Из-за… моей помолвки, — растерянно проговорил Митя и почувствовал себя ужасно глупо. Как трудно… Он был уверен, что Василиса обо всем догадывается. Так зачем она разыгрывает удивление? Неужели чтобы облегчить этот разговор?
— Нет, Митя, — все так же тихо ответила Василиса. Ее нежный голосок звучал примирительно и ровно. — О твоей помолвке я знаю давно, Анисья нам говорила. Да и потом, это не было неожиданностью — это ведь всего лишь официальный праздник, а помолвлены вы еще с раннего детства.
— Тогда ты должна знать, что помолвка эта ничего не значит. Для меня.
— Разве ничего? Но, по-моему, помолвка — это здорово. Наверное, в твоих глазах чересчур романтично то, что я говорю? Но я очень рада за тебя, честно.
— Да, то есть нет. Спасибо. — Мите сначала понравилось, что глаза ее блестят так по-доброму, но через секунду он вдруг понял, что надеялся услышать от нее совсем не это. Все стало только хуже.
— А потом у вас будет свадьба, — продолжала Василиса мечтательно, будто уговаривая его согласиться. — И я тоже приду, если ты не будешь против.
— Не говори об этом, прошу тебя!
— Почему?
— Я не хочу всего этого, ты не можешь не знать!
Митя теперь никак не мог отвести от нее глаз: отблески огонька свечи, которая стояла на столе, делали Василисины волосы ярко-оранжевыми. По стене расползались огромные черные тени. Платье сливалось с ними, и девушка будто на мгновение исчезала, растворяясь в тенях и пламени.
— В этом нет ничего страшного, — почти шепотом произнесла она. — Ты справишься. Не расстраивайся так. Я понимаю, что это тяжело.
— Правда? — с надеждой в голосе спросил он.
— Ну конечно. И я тоже знаю, как важно сохранить древнюю традицию, ведь только благодаря ей маги сохранили свои силы, свои древние тайны, а не растеряли их среди слабых и недостойных этих знаний существ.
— Да, — словно загипнотизированный повторил Митя.
Они просидели долго — просто смотрели друг на друга и не произносили ни слова. Митя с трудом осознавал, что происходит. Он вроде бы сказал Василисе все, что собирался, но она не уходила. Сидела себе на Севиной кровати и разглядывала уже не самого Муромца, а полки, уставленные склянками и книгами. Огонек свечи подрагивал, изменяя форму отражений в ее зрачках. За окнами стояла черная ночь.
— Мы же все равно будем общаться, что бы ни случилось завтра, правда? — вдруг произнесла она бодрее. — Пообещаешь?
— Да, — глухо отозвался Митя, и огромная трещина, по которой раскалывался на две части мир, подошла к самому его основанию.
— Будем дружить, как раньше? — Она с улыбкой поднялась с кровати. Подол ее черного платья снова растворился в тени, которая стелилась вдоль пола.
— Да, — снова кивнул он.
— Тогда я пойду. Уже поздно. Хорошо, что мы поговорили.