— Про Буса я знаю вот что, — произнесла она, откинувшись на спинку стула. — Его род был древним и сильным и однажды достиг настоящего расцвета. О, это рассказывают всем детям древних родов, сейчас поймешь почему. — Она улыбнулась. — Говорят, главный его дом располагался в Росенике, но были и другие — в Зорнике и в Небыли. Он так увлекся идеей объединения магов, что перестал чтить древние традиции и переженил своих дочерей и сыновей на тех, на ком они хотели. В этом роду всегда было полно детей. По пять — шесть братьев и сестер. Кто-то из отпрысков связал свои жизни с незнатными семействами. Некоторые и вовсе сбежали к потусторонним. То же произошло с внуками Буса и с правнуками. И вот теперь нет такого рода — Бусов. Исчез, остался лишь в воспоминаниях да сказках. Все эти толпы детей и братьев — где они?
— Да, — покачала головой Василиса. — Понимаю.
— Я не хотела задеть тебя этой историей.
— Знаю. — Василиса усмехнулась.
— Подземелье под домом Буса и дар, который там хранится, могли уцелеть до наших дней. Возможно, что на месте его дома возвели новый терем и кто-нибудь там до сих пор живет.
— Я думаю, выяснить это будет не так уж сложно, раз Бус — не совсем уж былинный герой. Вот только зачем? Мы же… туда не идем? — Василиса повторила свой вопрос.
— Нет. Пока не узнаем хотя бы примерно, как называется оставленный там божественный дар, — отозвалась Анисья и протянула Василисе руку. — Давай, режь. Ты стала отбивать другой ритм, пока мы говорили. Возможно, это то, что нужно.
С тех пор как Сева решил выведать все о женской магии, он старался оказываться там, где собирались девушки. Он выбрал небольшой кружок девчонок и таскался за ними по полдня. Его сопровождали Муромец и старший Романов, и девушки не были против такой компании. Несколько колдуний собирались ради ежедневных ритуалов, а когда заканчивали магическую практику, некоторое время полулежали на топчанах в беседке и тихонько напевали, а потом расходились. В такую компанию было легко втереться — Сева всегда мог подыграть им на каком-нибудь инструменте или выправить мотив старой баллады. Ему оставалось только использовать свои чары, чтобы в конце концов разговорить одну из них.
Когда он сидел вместе со всеми, дело шло отлично, если не считать ревнивого взгляда Милы: колдуньи укладывали ему на плечи головы или перекидывали через его колени легкие ножки, но стоило ему повстречаться где-то с одной из них, сирена внутри него внезапно пряталась. Пока невинный флирт был общим на целую компанию, он чувствовал себя свободно, но стоило лишь подумать о том, чтобы вскружить голову одной колдунье, он понимал, что не готов. Перед глазами вставало другое лицо, и оно словно напоминало о том, что он сбился с цели, — вовсе не тайны женских кругов он должен был сейчас разгадывать, а искать факты о проклятиях.
Но любопытство не унималось. В Дивноморье нашлось немало парней, которые побывали на таинственных женских практиках: все они рассказывали небылицы о моряках, потопленных кораблях, исчезнувших юношах и каких-то огромных камнях. Сева снова заводил об этом речь, и девушки начинали хихикать.
— Неужели ты так хочешь попасть на наш круг? — спрашивал кто-нибудь из них.
— Конечно, хочу!
В ответ они только звонче смеялись, словно специально дразнили.
— А не боишься, что пожалеешь?
— Муромец, ты пожалел? — Сева обернулся к другу, и тот замотал головой.
Новый взрыв смеха разлился звоном колокольчиков.
Севу злила эта невозможность что-либо узнать. Он снова принялся рассматривать каждую девицу, подыскивая себе жертву. Мила не годилась — она уже была к нему неравнодушна, но почти ничего не знала об этом месте. Майя все еще поглядывала на Муромца, вспомнив свою былую влюбленность. Незрячая Леля своей бледностью иногда напоминала Водяную колдунью, и от этого становилось совсем не по себе. Подошла бы Яна — с крутыми бедрами, нежными полными ручками и волнами мягких каштановых кудрей до пояса, но у той был парень, и ставить под сомнения их отношения Сева не собирался. Нонна, хоть и смотрела на него томно и сладко, выходила из старинного рода, и Сева почему-то опасался, что, прояви он к ней чуть больше внимания, его начнут вынуждать на ней жениться. Оставалась Агата — сестра-близняшка Лели. Она была такой же белокожей и высокой, только волосы пылали на солнце рыжим золотом, а почти прозрачные русалочьи глаза с крошечным, едва видным зрачком смотрели лукаво. Это про Агату Николай говорил, будто ее магия — в словах, будто она умеет заговорить живое и неживое, а еще рассказывает пророческие сказки. За все это время Сева пока ни одной сказки не слышал. С этого он и решил начать.
Он передал гитару Муромцу, который уже минут десять рассматривал ящерицу, пригревшуюся на столбе беседки, а сам прилег на топчан и положил голову Агате на колени.
— Ну ничего себе! — воскликнула она, но скорее от неожиданности, чем от возмущения, и прохладными пальцами пробежалась по Севиному лбу. — Что тебе нужно, чужак?
Она с самой первой встречи звала его так.