— Я хочу быть в Союзе Стихий, — срывающимся шепотом произнесла Анисья.
— Громче и не так робко, детка. Повторяю, нет ничего стыдного в том, чтобы родиться в семействе Муромцев и хотеть войти в Союз.
— Я хочу быть в Союзе Стихий. И мне очень обидно, что меня не отправили в Зорник или с братом в Небыль.
— Ты считаешь, тебя недооценили?
— Они могли бы дать мне еще шанс! Мне нужно больше тренироваться.
— Вот и прекрасно. — Марья Васильевна довольно разжала ее ладонь. — Злись, моя красавица. Злись и гневайся, если тебя не оценили и обидели. Не впадай в уныние. Добивайся своего. Бери то, что тебе нужно. И не теряй благородства. Поняла?
— Я знаю, бабуля, знаю. — Анисья потерла виски. — Но иногда накатывает что-то неотвратимое. Будто на плечи свалились все беды сразу… и не видно просвета, и нет надежды на счастливое будущее.
— Неужели сюда примешались и дела сердечные?
— Тут замешано все. И это так тяжело, что просто не хочется жить.
— Ну вот еще! — Марья Васильевна фыркнула и потянулась за новой порцией мяты. — Никогда не произноси этих слов, дорогая.
— Почему? Если это так!
— Потому что женщины рода Муромцев слишком долго расплачиваются за деяния одной такой девицы, что расхотела жить.
— О ком ты? — Анисья выпрямилась.
— Я говорю об одной из наших предшественниц. Тогда колдуны еще носили титулы и неудобные наряды, романтизировали смерть и были склонны к отчаянным поступкам. Девчонка, наследница нашей фамилии, по доброй воле лишилась жизни. И все из-за кого? Из-за мужчины. Точнее, двоих мужчин, что не смогли разобраться между собой. С одним она была обручена, второго любила. Тот второй обещал ей руку, сердце, вызволение из сетей нежеланного брака, но струсил и сбежал, а ее нареченный жених оказался бесчувственным тираном. В общем, оба хороши. И оба были недостойны ее смерти.
— Что она с собой сделала? — спросила Анисья.
— О, в предсмертной записке она написала, что отправляется в лес — стояла зима. Что ляжет под деревом и позволит Карачуну забрать ее душу. Но история повествует о том, что она сгорела. Ее тело нашли посреди выжженной поляны.
— Выжженной?!
— Не знаю, правда ли это. Иногда семейные предания доходят до нас в очень странном виде.
— А что же стало с теми мужчинами?
— Того, который обещал ей побег и вечную любовь, сочли виноватым в ее решении. Но все же он не был убийцей. Его семья отплатила Муромцам всеми своими богатствами и сокровищами, а позже он нашел себе новую избранницу и завел семью. Тот же, который должен был стать ее женихом, через несколько лет тоже женился на другой и продолжил свой род. Как видишь, жизнь пошла своим чередом. И только бедная душа девушки осталась навечно скитаться по земле, потому что путь дальше был ей закрыт. Но знаешь, что самое важное в этой истории? Что теперь мы, женщины ее рода, несем за нее этот груз. Мы влюбляемся в недостойных нас мужчин, воротим нос и от тех, кого нам выбрали родители, и от тех, кто любит нас на самом деле. И неизвестно, сколько раз еще мы должны будем сделать тот самый "правильный" выбор, чтобы история прекратила повторяться. Так что запомни, Анисья. Ты не имеешь права ставить под сомнение ценность собственной жизни. Ее не стоит ни один мужчина, ни один друг и ни один Союз Стихий. Ты — ценнее всего и всех.
Анисья кивнула, но мысли ее унеслись вовсе не к тем парням, которые ей нравились и которым нравилась она. Сейчас ее больше не волновал ни предатель Дима Велес, ни равнодушный Заиграй-Овражкин. Она думала про брата. И про таинственного призрака юной княжны, что, по слухам, прислуживал ему, а по рассказам самого Мити — помогал ему на Посвящении. А следом вдруг вспомнились сны, которыми то и дело с подружками делилась Маргарита. Ей снилась одна и та же колдунья: то в старинном наряде бегущая по мужскому крылу Белой усадьбы, то в середине зимы в легких туфлях разгуливающая по Драконьей волыни. И после одного такого сна Маргарита застала Драконью волынь сожженной дотла… Анисья взволнованно огляделась. Так, для начала надо бы выпить еще мятного чая, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Она наклонилась к столику, схватила чайничек, плеснула в кружку кипятка и вдруг зацепилась взглядом за старинную сахарницу. На ней была выгравирована руна "Велесов шлем" — руна рода Заиграй-Овражкиных.
Анисья медленно выдохнула, вытащила из кармана зеркальник и выскочила из бабушкиной комнаты. Ей нужно было срочно связаться с братом.
Когда Полина закрыла глаза, седая снежная тьма за окнами Гнезда проникла и в ее сон. Деревья высились по обе стороны тропинки, она шла, дрожа и поскальзываясь. Ветки сверкали иглами инея, отовсюду свешивались клочья белой, заледеневшей паутины. Босые ноги ныли от холода. Она терла ладонями локти и плечи, но не согревалась. Ее преследовала толпа наставников. Лица некоторых из них чуть яснее проглядывали в сером мареве, остальные же терялись в тени.
— Сейчас-сейчас, — приговаривали голоса. — Еще немного.