По ту сторону реки [6 книг] [Компиляция]

— Снова отказываешься? — Сева усмехнулся, иронично дернув бровями.

— Снова?

— Ты не стала танцевать со мной на маскараде — ладно, но практика — это совсем другое.

— Что? — Полина нахмурилась, не понимая, шутит он или нет. Почему его слова звучали как самая настоящая претензия? Это же он пошел танцевать со Стасей Романовой, хотя сначала пригласил ее, Полину! Он что, не поверил, что она не может снять кандалы? Принял это за отговорку?

— Овражкин, отстань от нее, тут уже целая очередь на телесную практику с целителем, — отшутился Митя, но почему-то никто не засмеялся. Из толпы выглянуло любопытное лицо Попова, девушки выжидательно притихли.

— Я просто интересуюсь, почему… она сидит с таким видом. Мало ли что случилось. — Сева развел руками. Ощущения были странные: словно внутри у него долгое время трещала под напором плотина, а теперь ее снесла на своем пути бешеная река. "Безрассудство" — вспомнилось вдруг слово, которое произнес кто-то, когда одна из Огненных протянула ему фиолетовый коктейль. "Что, если это было настоящее название напитка? Да нет, быть не может". И мысль тут же упорхнула.

— И с каким же видом я сижу? — Полина подалась вперед. Ноги и руки перестали быть ватными, налились силой. Ей даже удалось выдавить несвойственный ей ехидный смешок.

— Словно нет никакого смысла жить, словно ты уже себя похоронила.

Голос Севы звучал ровно и оттого очень убедительно. Краем глаза Полина заметила, как закивали несколько девушек за его плечом. Зато лицо Маргариты так красочно меняло выражения, что в другой ситуации над этим можно было бы вдоволь похохотать.

— А тебе-то что до моего вида? — Его тон, его слова, взгляд этот равнодушный — все делало ей больно. Но раздражение не дало скатиться в уныние.

— Я… То есть все мы, целители — Жаба, Матвей, мой отец, — мы делаем все, чтобы ты жила, пытаемся найти способ избавить тебя от проклятия, а ты… ты как будто не замечаешь… их усилий. Если ты сама не будешь стремиться к жизни, целителям тебя не спасти.

Полина взглянула на Матвея, который топтался у стола с напитками. Его растерянное лицо и как бы извиняющийся взгляд не утешали.

— Я очень ценю то, что целители для меня делают. Но надо мной продолжает висеть проклятие. Оно постоянно — понимаешь? — постоянно отнимает силы и приближает к… конечной точке.

— Снова драматизм! Обернись: да, у нас нет проклятия, но уверяю тебя, есть другие тайны, о которых ты не знаешь. Не факт, что мы тебя переживем. И тем не менее что-то никто не сидит трагично в уголке.

— От меня-то ты чего хочешь?! — прошипела Полина.

— Я хочу, чтобы ты… — Он запнулся на одно короткое мгновение — никто, наверное, и не заметил, и лишь Полинино сердце неожиданно заплясало в нетерпении, словно предвкушало важное признание. — Чтобы ты перестала унывать. Мы делаем все, чтобы избавить тебя от проклятия, так покажи, что тебе это нужно. Что мы не стараемся впустую!

— Иди ты знаешь куда!

Полина вскочила с кресла, не обратив внимания на шлепнувшийся на пол и раскрывшийся блокнот, растолкала всех и выскочила вон из избушки, зная уже, что за ней по пятам следует Попов.

Митя так и не понял, что произошло, словно суть ускользнула от него еще в самом начале перепалки. Он поднял Полинин блокнот: там не очень твердой рукой, но с долей остроумия были выведены оттопыренные уши Зайчика, длинные тени от стаканов на столе, поясок с лентами на чьем-то платье и злой веснушчатый профиль, который легко было узнать. Он повернулся к Севе, но тот уже болтал с Огненными и, казалось, обо всем успел позабыть. За спинами мелькнул и исчез разочарованный Василисин взгляд — да, Митя и сам понял, что должен был остановить Севу, должен был встать на сторону Полины, но почему-то этого не сделал.

Полина чувствовала себя тяжелой, переполненной до краев, как река по весне. Ей было чересчур много самой себя, своих страхов, слишком много Севы в голове, слишком много волнения. Изнутри распирало, наваливалось что-то тяжелое, накопленное за годы, и от этого надо было освободиться.

— Стой, — сказал Алеша Попов. — Прошу тебя.

Они остановились, он обнял ее и прижал к груди, перед этим вытерев рукой ее злые слезы.

— Не верь в то, что он наговорил. Это все чушь.

Ему хотелось, чтобы она ответила, но она молчала. По ее лицу ничего невозможно было понять, но оно было так красиво, так трогательно-несчастно, что он не смог удержаться, наклонился и поцеловал ее. Она с готовностью ответила и уже через несколько секунд обвила руками его шею, будто только этого и ждала. Из головы вылетели мысли о ее странном молчании, о ссоре с Заиграй-Овражкиным — все забылось. Осталась она, неуловимая, как утренний туман, похожая на хрупкое кружево, которое брать в руки нужно бережно и осторожно. Пальцы у нее были прохладными и оставляли такие же прохладные следы на его щеках и запястьях. Он и представить не мог, что однажды она будет целовать его так страстно, словно в забытьи.

Домой Полина пришла только вечером.