По ту сторону реки [6 книг] [Компиляция]

В его собственном доме появились вещи Мити Муромца, и это не давало покоя. Он не сумел бы отказать в пристанище Мите, если бы ему оно понадобилось, но перед его родителями теперь чувствовал себя неловко, словно предал их доверие. Волнение одолевало его вот уже который день. Некоторые детали произошедшего напоминали о его собственной ошибке молодости, а потом разворачивали в голове длинные диалоги с самим собой. И многие из них заканчивались вопросом, а правда ли все было ошибкой? Правда ли он лишь велся на чары своей первой жены и вовсе ее не любил, или же это обида за ее обман заставила наломать дров? Увидев позавчера своего сына без сознания в спальне Аси Звездинки, куда того принесли после сложного ритуала на кладбище, целитель вдруг почувствовал, как подступили слезы. Нет, не потому, что было жалко Севу — Сева просто потерял много сил. А потому, что вместо сына на кровати почудилась женщина с лицом острым и насмешливым, смуглым, усыпанным веснушками. Как удивительно похож он был на мать! Только неулыбчивый, в отличие от нее, замкнутый и принципиальный, такой, который сначала никого не любит, приглядывается постепенно и только потом привязывается. Она же любила всех. Всех обнимала. Ко всем была внимательна. Он до сих пор не знал, спала ли она с другими мужчинами — они вились за ней так, что сложно было бы поверить, что ни разу она не поддалась на их горячие речи, подарки и неприкрытые ухаживания.

Огромные каменные птицы с человеческими лицами проводили его взглядами, когда ворота особняка Муромцев, мелодично скрипнув, захлопнулись за его спиной. На аллее его встретил Виктор и, одобрительно цыкнув при виде куколя, повел в дом.

Целитель бесшумно ступал за слугой и удивился, когда они миновали второй этаж. Муромцы всегда принимали здесь, в одной из своих гостиных.

— Мы идем… — произнес Даниил Георгиевич, но не закончил.

— К Евдокии Рюриковне. Она примет вас у себя, — ответил Виктор.

— Ей настолько плохо, что она не может встать? — изумился целитель. Почему же тогда его не позвали раньше? Как довели до такого?

— Нет-нет, госпожа в прекрасном здравии. Возможно, чуть более тревожна и расстроена… Вы знаете, почему, я полагаю. Но она не больна. Вам туда. Вторая дверь.

— Спасибо, — пробормотал целитель и вошел.

Он успел перебрать в голове десяток вариантов, что могло приключиться в доме Муромцев. Наверное, после всего произошедшего мать семейства потеряла покой. Или обнаружила признаки неизвестного недуга? Может быть, что-то проявилось на коже и теперь она стеснялась покидать спальню? Или она узнала, что ждет ребенка, и решила довериться именно Даниилу Георгиевичу? Теперь все должно было решиться.

Спальня была окрашена катящимся к горизонту солнцем, и оттого по стенам разливался медовый свет.

— Евдокия Рюриковна, здравствуйте. Рад вас видеть, — воскликнул Даниил Георгиевич и медленно оглядел ее с ног до головы. — Ну слава Меркурию, вы в порядке. Простите, но ваше письмо заставило меня подумать, что произошло ужасное. Я представил, что вы превратились в кого-нибудь или ваша кожа покрылась язвами.

Колдунья едва заметно улыбнулась и указала ему на кресло.

— Мои целительские шутки могут быть… грубоватыми. Прошу прощения.

— Все хорошо, — тихо проговорила она и опустилась в кресло напротив.

— И вы не беременны, — подытожил целитель после еще одного долгого взгляда.

— Нет.

— Тогда что же заставило вас обратиться ко мне? — Он покачал головой, отказываясь от чая.

— Я хотела поговорить с вами кое о чем… — произнесла Евдокия Муромец и замолчала, уставившись на сплетенные в замок пальцы.

Даниил Георгиевич выждал пару минут, подался вперед и ободряюще положил ладонь на ее сжатые руки. Они были холодными и дрожали.

— Не волнуйтесь. Я готов поговорить, если вам этого хочется. Сейчас вам тяжело… Не хотелось бы, чтобы вы заболели и слегли, но вы сами знаете, что если продолжите так нервничать, это обязательно произойдет.

— Да-да.

— Давайте я помогу вам. Дело касается… вашего сына? Того, что случилось…

— Моей дочки, — перебила она и наконец на него посмотрела.

— Хм.

— Но мне… сложно начать, — призналась Евдокия Рюриковна. — Мне пришло в голову… Нет, я даже не знаю, как сказать. Понимаете, это деликатная тема, и никто не поднимает ее вот так… тайком, сообщая сначала… в общем, нормальные матери так не делают. Я чувствую себя какой-то обманщицей, заговорщицей. Но если… Даниил Георгиевич, если мое предложение покажется вам глупостью, заклинаю вас — никому не говорите, что между нами состоялся такой разговор!

— Дорогая, я совершенно не представляю, о чем вы хотите мне поведать, но готов поклясться, что никому не скажу об этом, если вы не захотите.

— Хорошо.

— Если вы не можете начать, я знаю выход.

Она подняла на него полные надежды глаза. Их цвет слишком сильно напоминал изумруды в глазницах каменных статуй у входа. Целителю стало не по себе.

— Начните издалека, — посоветовал он. — Совсем издалека. Что привело вас к той идее, которой вы хотите поделиться. Или расскажите о еще более ранних событиях.