Проплакав с четверть часа и устав от болезненных спазмов, она решила идти дальше — шагать было легче, чем стоять. Бабочка вспорхнула и унеслась к небесам. Заяц выскочил из-за дерева и, встав на задние лапы, оказался Полине почти по пояс. Она вскрикнула от неожиданности, но почувствовала, как пальцы теплеют, а в глазах проясняется.
За прозрачной рощицей проглядывало поле, и Полина двинулась туда. Выбираться пришлось через кусты, за которыми торчал старый разлапистый пень. Она раздвигала ветки, шмыгая носом, и вдруг поняла, что на пне кто-то сидит.
Еще одна поднятая ветка, и она узнала и изгиб спины, и руки в веснушках — словно небосвод со звездами в негативе. Сева не поднял головы, не смерил ее привычным равнодушным взглядом… Она обогнула пень и побрела дальше.
Она не видела Заиграй-Овражкина на прощании с наставницей. Митя сказал, что Дарья Сергеевна успела отдать ему свою силу. Этому стал свидетелем кто-то из боевых магов, нагрянувших в Купальскую ночь на тот холм. Сева не приходил в себя целые сутки.
Получается, подумала Полина, он очнулся только сегодня утром, и вся правда о случившемся навалилась на него разом.
Она украдкой оглянулась, но он все так же сидел, похожий на сгорбленную птицу. Трудно было вообразить, что с ним сейчас происходит, что он чувствует и как переносит и смерть Лисы, и новую магию в своем теле. Одно было ясно: страдания его так сильны, что из-за них невозможно пошевелиться.
Поле ласково приняло ее, окружив мягкими травами. Россыпи ромашек бежали во все стороны, их лепестки и желтые серединки рождали совершенно неповторимый дух — чуть острый, пряный, немного режущий. Где-то вдалеке бродили лошади, их добрые морды ныряли в море травы. Солнце слепило. Полина прищурилась и попыталась взглянуть на него, но перед глазами замелькали пятна и вдруг померещились огромные черные крылья.
Она вздрогнула, оступилась и огляделась по сторонам. Никого. Но страх уже подкрался. От макушки до пяток пробежал озноб, сердце пропустило такт, а потом еще один.
Полина упала в траву, больно оцарапав колени.
— Нет-нет, — зашептала она и принялась неистово щипать себя за руки и за ноги, чтобы почувствовать тело и вырваться из липкого плена паники. — Все нормально, все нормально.
Но как же это нормально, когда Дарья Сергеевна мертва? Когда человек, что прежде был ей мужем, любил ее, качал на руках их дочь, убил ее? Возможно, он не хотел… Но собирался на ее глазах погубить Севу — ее любимца, чуть ли не заменившего ей ребенка? За что ей достались такие несчастья? Такие люди, что бросали и предавали?
За спиной раскрыла крылья исполинская птица… Полина не могла ей больше сопротивляться.
Ее собственный крик, который прорезал округу, был последним, что она слышала, прежде чем провалиться в тошнотворную пульсирующую пустоту.
Деревня тонула в молчании. Воспитанники разбрелись по берегу и окрестному леску, да так там и остались. Наставники в тишине собрались на Кудыкиной горе, обсудили то, о чем пока воспитанникам знать было ни к чему, а потом разошлись и попросили домовых собрать всех на вечерние встречи. Целители под предводительством Густава Вениаминович заняли поляну Воздушных. Они были подавлены, так что не заподозрили подвоха.
— Надо прийти в себя, — увещевал Густав Вениаминович, внимательно оглядывая каждого. — Скоро нам понадобятся все ваши силы, все ваши умения. Вы помните, что, становясь на путь целительства, маг больше не может идти на поводу у страха?
— Помним, — раздался нестройный ответ.
— Вы будете думать о безопасности других, вы будете бросаться им на помощь, вы будете восстанавливать их силы, их физическое и ментальное здоровье, даже если вам будет очень страшно? Даже если вам захочется сбежать и спрятаться?
— Да.
Густав Вениаминович петлял между ними, его чары незаметно окутывали собравшихся.
На поляне Огненных собрались только непосвященные. Наставник с непривычно бледным, холодным лицом раздавал указания атаковать и защищаться, голос его звенел металлом, руки рассекали воздух, и вся поляна вспыхивала. Он впивался взглядом в каждого воспитанника, словно старался что-то запомнить или прочитать в испуганных глазах. Среди них сегодня не было Маргариты Руян, но никто и не догадывался, что суровый наставник заметил это первым. Только через час он двинулся к Емеле и требовательно спросил:
— Где Маргарита?
— Сам не знаю, — сказал Емеля, почувствовав укол вины, будто следить за Маргаритой было его обязанностью. — С ее подругой случился приступ, может, поэтому она не пришла?