Когда она проснулась, то перед глазами предстало то же сизое небо, а под головой все еще ощущалась чужая рука. Роса так же блестела на кончиках высоких травинок, а это значило, что сон был короток. Разбудил же ее въедливый Севин взгляд. Он без стеснения разглядывал ее лицо с таким требовательным видом, будто уже целую вечность ждал от нее слов и действий.
— М-м? — Она убирала с лица спутанные волосы.
— Скажи, почему я тебе не нравлюсь?
Полина содрогнулась. Дрема до конца не спала, а потому вопрос показался совсем уж нелепым.
— Нет… почему ты так думаешь? Ты мне нравишься, — выдавила она, пытаясь сказать это так, чтобы он верно истолковал ее ответ. — Ну, не в смысле, что ты мне нравишься, а в смысле…
— Брось, это же видно. И потом, мне Анисья говорила. Да-да, передавала с твоих слов.
— Ты не так понял. — Полина все же решилась повернуться. Она впервые видела его лицо так близко. А главное — не мельком, не случайно. И как тут теперь собраться с мыслями? Еще секунду назад был страх. Было волнение. Слабость. А теперь вдруг все кругом наполнилось медом ее снов. Ее слабое пустое тело словно подменили во время этого короткого сна. Тепло закрутилось в животе, прилило к голове, обожгло потрескавшиеся губы, она почувствовала, как досаждающе трется грудь о грубоватый лен ее мокрой рубашки, как незнакомо и приятно пахнет чужая кожа. — Если вырвать слова из контекста, то и впрямь можно подумать, что я такое говорила. Но на самом деле…
— На самом деле ты говорила что-то другое? — с иронией спросил Сева.
— Я всегда говорила о чем-то конкретном. И потом… я тебе тоже не нравлюсь, и я прекрасно об этом знаю. И тем не менее не спрашиваю, почему, — нашлась Полина, и сквозь тягучий, тяжкий жар проступила обида, в которой именно сейчас стало легко признаться.
— Не нравишься, — признал Сева, не изменившись в лице. — Но я-то могу объяснить, почему.
Захотелось провалиться под землю, исчезнуть. Отмотать назад и не пойти с ним на эту чертову росу. Как можно говорить такое человеку, который лежит с тобой нос к носу? И у которого, в конце концов, так мало хорошего в жизни? Боль стала невыносимой. Но отодвинуться или отвернуться не было сил. Мед сделал ее тяжелой, тело не слушалось.
— Я рано понял, что мои силы развиваются стремительно, но для этого мне всегда требовалась особая концентрация.
"Странное начало", — пронеслось у Полины в голове. В последнее время он вообще вел себя странно.
— Я научился превосходно владеть собой. — Под его взглядом она плавилась, теряла волю, растворялась в своей боли, обиде и сладкой патоке, затопившей нутро, но он не замечал. — Мне требовалось это, чтобы выжить в нашем сообществе. Любые проявления черной крови могли навсегда лишить меня расположения других. В Заречье наставники оценили мои способности. Пару раз случались проблемы из-за моих чар, ты, наверное, слышала, но это все пустяки. И у Лисы я был… я должен был стать ее неофитом!
— Может, не будем о Дарье Сергеевне?
— Будем. Это важно. Контроль мне давался легко, мне было даже интересно, до каких высот я смогу дойти. Лиса говорила, что я талантлив, она ценила меня. Так знаешь, почему ты мне не нравилась? Потому что в тот день, когда ты появилась здесь, все рухнуло. Я так радовался тому, что могу оживлять воду, но нашлась ты и зачаровала ее одним прикосновением. Я гордился, что моим мысленным вторжениям почти никто не может сопротивляться, но тебе не надо было даже стараться, чтобы закрыться от меня. Я умел концентрироваться, пока магия Воды не стала занимать мои мысли. И с тех пор я начал терять контроль над эмоциями, страхами и силами. Я узнал, что у меня внутри есть один орган, который свел к нулю мои достижения. Он болел постоянно, не давал спать.
— Что?.. Что за орган? — растерялась Полина, совершенно не понимая, чего он от нее ждет, — эти его целительские замашки! Она тонет, буквально захлебывается от холода его глаз, идет на самое дно, а он… Перешел на органы!
— Когда нужно было развивать магию, талант вдруг стал подводить: вместо того, чтобы выводить на новый уровень свое сознание, я непрестанно вспоминал о тебе — о тебе, которую больше чем меня полюбила Лиса, из-за которой она не сделала бы меня своим неофитом. Так я, по крайней мере, думал — не знал же, что она задумала… Ты украла у меня все: мои силы, мои сны… — Голос Севы становился все злее. — Мою наставницу — все! Хорошо, что хоть целительницей не стала, а то бы и в этом была лучше!
— Если что-то из этого и было, то не по моей вине, я не хотела! И с целительством у меня… совсем плохо, честно!
— Они все говорили, что это чувство прекрасно и ради него спасают города! Но, наверное, у сирен все не так, — продолжал рассуждать Сева. К этому времени он уже глазел в небо. — Или же прекрасно то чувство, которое взаимно. Но ты дичилась меня и всех своих подружек настраивала против. Но даже другие девушки не помогли мне заглушить это чувство!
— Да о чем ты?! Какое чувство? Я же тебе ничего не сделала!
— Какое чувство? — спросил Сева, вдруг выдернув руку из-под ее головы и сев. — Ты издеваешься надо мной?