Я провалился в пустоту. Не знаю, сколько был без сознания, но когда очнулся, увидел, что нахожусь в каком-то темном зале. Сквозь швы в высоких потолках пробивались острые лучи, и воздух вокруг искрил и мерцал, как на морозе. Везде были навалены кучи камней и песка, повсюду валялись искореженные металлоконструкции, глыбы с торчащими из них кривыми палками арматуры и погнутые трубы, сверху свисали рваные гирлянды проводов. Все, как грязным снегом, покрывал толстый слой пыли. Сначала подумал, что провалился в бомбоубежище или что-то наподобие, но потом отбросил эту мысль: если б вправду упал с такой высоты, то костей не собрал. На мне же не было и синяка. Но пугало другое — здесь мог быть настолько превышен радиоактивный фон, что от одной этой мысли вдруг затошнило, и появилась слабость. Я спешно прикрыл нос воротом толстовки и пошел дальше.
Цепочка следов привела к ржавой массивной двери, и когда я увидел Кира — на полу, в грязи, полураздетого, то кинулся к нему на помощь… Но остановился, потому что Кир как-то неприятно и нездорово смеялся. Он сгребал с пола пыль, подбрасывал ее и с полоумной улыбкой смотрел, как та осыпается в редких лучах света.
— Я так и знал, знал, что он до сих пор тут! — кричал он мне, жмурясь и потирая глаза. — Там небо и я, — указал он на дырявую кровлю. — Он говорил со мной оттуда. Теперь я понял, как все начать сначала, я понял это! Я был прав! — он опять радостно подкинул облако пыли, но вдруг схватился за живот, скорчился и его вырвало. Утерев рот какой-то валявшейся на полу тряпкой, Кир устало сказал: — Как эти лучи пробиваются сквозь саркофаг, так и Он говорил со мной. Это была не болезнь. Голоса… Это был Он, понимаешь?
Я посмотрел на потолок, потом вокруг, и почувствовал, как внутри все похолодело. Ноги подкосились, когда я представил, насколько смертельно было
— Мы как сюда попали? Мы что, под саркофагом⁈ Это же конец! Здесь же реактор! — заголосил я, но Кир прислонился ухом к полу и ласково провел по нему рукой.
— Да, Он там. Слышишь? Он дышит, но уже не злится, как раньше.
— Полоумный, здесь радиация смертельная! Вставай, быстрее! Пошли, давай! Ты сдохнуть хочешь? Я — нет!– голова шла кругом, ноги тряслись, и во рту было так, словно я патронов объелся. Я схватил Кира, чтобы помочь ему встать, но он вырвал свою руку.
— Отстань! — гаркнул он и тут же мило улыбнулся. — У меня опухоль мозга. Чем мне можно еще навредить?
Я все понял. Я тряхнул его за тощие плечи так, что голова зашаталась, как у тряпичной куклы:
— Смертник, — процедил я, — подыхай на родине сколько хочешь, но зачем ты меня-то сюда притащил! Мне всего двадцать пять, слышишь⁈ Я жить хочу!
Я метнулся к двери — заперто. Как такое могло случиться, не знаю. В панике я забарабанил в нее изо всех сил и закричал о помощи.
— Да перестань ты! — прохрипел Кир. — Ты будешь жить, не бойся. Скоро все пройдет, все перезагрузится. У меня же получилось! Я был прав тогда. Он живой на самом деле, этот реактор, а от нас это скрывали, прикрываясь наукой. Только Они не чудовища, Они боги. Здесь Пять Богов, и залы поклонения для Них. Они щедры, готовы помогать, но жестоки и не прощают ошибок. Я прогневал Четвертого Бога, но сейчас говорил с Ним, и Он сказал, что вернет все обратно. Он отзовет своих демонов, которых послал в наказание. И я увидел, что тогда случилось. Это ведь Он своим гневом открыл демонам путь в наш мир. И они грызли всех, кто попадался на пути, вселялись в тела, одежду, технику. Даже те, кого они просто задели, медленно сгорали изнутри. Это демоны, посланные Четвертым Богом, отравили все живое здесь. Люди хоть и заперли Его гнев в свинцовой звезде, но демоны все еще на свободе, и здесь… Видишь, они беснуются и скалятся на нас, — Кир забегал воспаленными глазами по потолку. — Но не бойся, тебя они не тронут. Все кончилось. Четвертый Бог отпустил отца, и меня скоро отпустит. Сейчас, вот и все… Вот увидишь, завтра будет другое двадцать шестое апреля. Завтра пойдет чистый дождь, и те глаза больше не будут смотреть на нас… Спасибо, брат… Извини, что все так…
Последние слова Кир говорил прерывисто, задыхаясь, надрывным шепотом. Его тело свела судорога, он весь выгнулся и вдруг резко ослаб. Я осторожно дотронулся до в грязных разводах шеи и закрыл ему глаза. Кое-как доковыляв до двери, продолжил звать на помощь, царапать и вяло бить ржавое железо. Сил не осталось, и, осознав, что эту дверь не откроют никогда, я сполз на пол.
— Слава Богу… Один нашелся!А мы его ищем второй час. Сидит! Нашел, где отдохнуть, — над самым ухом прокричал кто-то и защелкал пальцами у лица. — Э, парень, тебе плохо что ль? Лёх, принеси аптечку!