По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии

Когда проникаешь «за» психологию установки в мета­психологию, то открывается возможность диалога между «психологией установки» и «психологией деятельности».

И Д.Н.Узнадзе, и Л.С.Выготский (иногда явно, иногда косвенно) включились в еще не осмысленный с доста­точной полнотой поединок за культуру неклассического мышления, поединок, до сих пор совершающийся между Спинозой и Декартом. В этом поединке сторону Спинозы решительно занимает Л.С.Выготский. В своей работе «Уче­ние об эмоциях: историко-психологическое исследова­ние»[1], написанной незадолго до смерти, Л.С.Выготский характеризует философию Спинозы как Именно этот переворот в прежней си­стеме мышления стал исходной точкой кристаллизации классической рациональной культуры мышления, изоб­ретенной Рене Декартом, и неклассической релятивистской культуры мышления, изобретателем которой был Бенедикт Спиноза. Дело будущих историков психологии проследить «линию Декарта» (из культуры мышления ко­торого выросли и продолжают расти учение о рефлексах И.М.Сеченова и И.П.Павлова, бихевиоризм Дж.Уотсона, когнитивная психология и многие другие направления классической объяснительной психологии) и «линию Спинозы» (культура которого проступает за описательной психологией В. Дильтея, интенциональной психологией Ф.Брентано, учением о преднамеренной деятельности и теорией поля К.Левина, экзистенциальной психологией В.Франкла и другими направлениями неклассического ре­лятивистского мышления). В этом ряду — и «психология установки», и «психология деятельности».

Порой казусы, случайности, неожиданные жизненные эпизоды, подобно «ошибкам» и «оговоркам» в психоанали­зе, позволяют уловить близость казавшихся ранее несов­местимых концепций. Так, как-то А.Н.Леонтьев, с неко­торым удивлением и весьма понятным для семидесятых годов опасением, поделился со мной содержанием пись­ма от одного из известных западногерманских философов, полученного им после выхода в свет на немецком языке монографии «Деятельность. Сознание. Личность.» За­падногерманский ученый в восторженных тонах писал, что он воспринимает идеи этой монографии как яркое продолжение традиций интенциональной психологии Франца Брентано и поздней «феноменологии» — «фено­менологии жизненного мира» одного из самых загадоч­ных философов XX века Эдмунда Гуссерля. И сегодня, когда проживаешь логику последних исследований А.Н.Леонтьева о «полях значений» и «образе мира», подобное восприятие метапсихологии, стоящей за монографией «Де­ятельность. Сознание. Личность», вовсе не кажется заб­луждением познакомившегося с идеями А.Н.Леонтьева западногерманского философа.

Из песни слова не выкинешь. И поэтому, рассказывая о метапсихологии «психологии деятельности», историчес­ки неверно и этически постыдно не сказать о философии Карла Маркса, в идеологической упаковке которой «пси­хология деятельности» прожила многие годы в Советском Союзе.

Чтобы выразить свое отношение к этой философии, вновь приведу еще один жизненный эпизод, на этот раз уже из своей биографии. Недавно во время беседы с одним английским экономистом я услышал следующий вопрос: «Почему в России с такой яростью критикуют Маркса? Его исследования достаточно полемичны и глубоки». Дей­ствительно, почему в России те, кто вчера выплясывал ритуальные танцы поклонения марксизму, ныне закру­жились вокруг марксизма в неистовой каннибальской пляс­ке? Причина подобных перевертышей банальна и поэтому верна: «Марксизм был религией». А раз один государствен­ный бог умер, то да здравствует другой бог, или, по лучшим языческим канонам, другие боги. Не пора ли оч­нуться и, как английский экономист, с невозмутимостью отнестись к той культуре мышления, которая без сомне­ния связана с философией Маркса, и с разработкой в контексте этой философии категории «предметной дея­тельности». Маркс настолько же виновен в том, что его возвели в сан бога Ленин и Сталин, как Фридрих Ницше повинен в том, что его именем божился Гитлер. Поэтому я испытываю боль и горечь, когда в философии и психо­логии третируют «психологию деятельности» и, прежде всего, Сергея Леонидовича Рубинштейна и Алексея Ни­колаевича Леонтьева за то, что они развивали психоло­гию в СССР, окрестив ее знаменем марксистской психо­логии. Куда ближе мне позиция М.К.Мамардашвили, который в самом начале семидесятых годов с невозмути­мостью и уравновешенным гражданским героизмом по­вествовал изумленным студентам о том, что при анализе сознания и бессознательного такие исследователи (иссле­дователи, а не небожители!), как Карл Маркс и Зигмунд Фрейд разными способами искали пути решения одной задачи — задачи происхождения сознания, искали путь «по ту сторону сознания».