По ту сторону сознания

Без понимания той задачи, которая стояла перед Д. Н. Узнадзе, вряд ли удастся должным образом осознать стержневую идею теории установки. Если задача, ради разрешения которой родилась теория классика отечественной психологии Д. Н. Узнадзе, окажется близкой к той задаче, которую ставили перед собой создатели теории деятельности, то появится право сравнивать различные попытки ее решения и обнажится причина, приведшая к сорокалетнему противостоянию теорий установки и деятельности. Далее, если эта причина окажется устранимой, то откроется путь для сопоставления этих теорий, поиска точек соприкосновения и различий. Для того чтобы адекватно понять интересующее нас событие — появление задачи, ради разрешения которой была создана теория установки, — нужно восстановить исторический фон, выступивший в качестве условия этой задачи.

На заре экспериментальной психологии факт существования установки (готовности к действию) проявлялся в самых разных областях психической реальности, оставаясь неуловимым для исследователей. В психофизике и в исследованиях времени реакции он доставлял экспериментаторам массу хлопот, так как, будучи неким неконтролируемым фактором, искажал результаты измерений и порождал ошибки типа ошибок «ожидания» (изменения ответа испытуемого, вызванного предвосхищением изменения ощущения) и «привыкания» (тенденции испытуемого реагировать на появление нового стимула тем же способом, которым он реагировал на предшествующее предъявление стимула), «личной» ошибки наблюдателя (ошибки запаздывания или упреждения при локализации движущегося объекта). В другой линии исследования — при изучении иллюзии веса и объемно-весовой иллюзии — понятия установки или ожидания привлекались для описания тех состояний испытуемого, которые как бы опережали проявление этих иллюзий.

В начале XX в. проблема установки стала разрабатываться в Вюрцбургской школе. Не останавливаясь здесь на подробном анализе представлений об установке в школе «безобразного мышления», обратим внимание лишь на ряд основных особенностей, которые характеризуют вюрцбургское понимание установки. Во-первых, в Вюрцбурге понятие установки прочно срослось с понятием активности. Активность же рассматривалась вюрцбуржцами в отвлечении от своего реального носителя, от субъекта. Отсюда и понимание различных психических процессов как суверенных образований. У Кюльпе мышление мыслило, у Титченера ощущение ощущало, а установка упрямо проявлялась и в восприятии и в мышлении, словно напоминая о необходимости целостного подхода к изучению психических явлений. Во-вторых, установка (детерминирующая тенденция) впервые получила свое функциональное определение как фактор, направляющий и организующий протекание психических процессов, т. е. была предпринята попытка указать те реальные функции, которые установка выполняет в психических процессах. Однако этими крайне важными для понимания проблемы установки моментами и ограничилась в основном разработка этой проблемы в Вюрцбургской школе. Понятие установки резко выпадало из строя понятий атомарной интроспективной психологии, внутренняя логика которой толкала психологов на поиски некоторой субстанции «установки» в психической реальности. Следуя традиционной психологии, вюрцбуржцы должны были бы найти и описать некий новый «атом», подобно тому, как они, ориентируясь на данные интроспективных отчетов, описывали ощущения, образы, чувства и т. д. Но испытуемые «отказывались» отнести установку к какому-либо из известных состояний сознания. Поэтому, например, К. Марбе, столкнувшись с проявлениями установки при исследовании суждения, вынужден был добросовестно перечислить все психические процессы, заверяя, что установка есть «нечто», что не может быть отнесено ни к одному из этих процессов. Собственно говоря, К. Марбе тем самым негативно определил установку и зафиксировал это определение в концептуальном аппарате, введя термин «установка сознания».