По ту сторону Тьмы. Между Здесь и Там... (СИ)

Да, чёрт возьми. Он прекрасно видел эту явно испугавшуюся медсестру, которая крутилась в этот момент вокруг его койки, деловито поправляя на нём плед и подушку под его головой. Но, похоже, она не сразу поняла, что он «проснулся» и теперь смотрел на неё мало что понимающим взглядом. Только когда он резко втянул через рот воздух и часто-часто задышал, только тогда до неё дошло, что он действительно пришёл в себя.

Правда, поднимать панику на всю больницу не стала. Просто вылетела из палаты интенсивной терапии и на несколько минут исчезла из поля зрения Кена. Притом, что его всё это время продолжало шторить и буквально трясти. Он ещё довольно долго смотрел перед собой вытаращенными глазами, не переставая часто дышать, как при сильной панической атаке. Но, похоже, его сознание всё же вернулось в его привычную реальность. И что бы он после этого не делал, как бы не старался вновь закрыть глаза и как-то провалиться обратно — запустить обратный процесс, у него ни черта не выходило. Он продолжал оставаться в этой грёбаной реальности. В этом сраном мире!..

— Так это правда? Наш горе пациент решил наконец-то вернуться в родные пенаты?..

Хардинг вошёл в палату не так уж и стремительно, но всё равно не сумел до конца скрыть на своём лице напряжённого волнения. Или неверия. Судя по всему, он сам до конца не понимал, что именно произошло с Кеном, и в какое конкретное состояние кататонии тот впал после применения всего лишь одного сеанса шоковой терапии. Побочные эффекты от неё, конечно, не исключались, но их процент (как и летальный исход) был настолько мизерным, что не шёл ни в какое сравнение даже с теми же родами.

Тем более, что это была не кома. И Вудард даже мог все эти дни сидеть в кресле-каталке. Чаще с открытыми глазами, чей взгляд определённо отсутствовал в их действительности. На остальные раздражители он попросту не реагировал. И даже никого не слышал. Правда, ставить его новому состоянию окончательный диагноз Хардинг почему-то не решался. В первые дни он даже был уверен, что Кеннет симулирует, будто пытается ввести в заблуждение весь медперсонал клиники с его главврачом включительно. Но чем дальше шло время, в течении которого Кен определённо не собирался выходить из своего нынешнего состояния добровольно, тем чётче и явственней перед Ником вставали не такие уж и приятные ответы на все его последние вопросы. Что, к слову, его совершенно и никак не радовало.

Порою, ему и вправду хотелось, чтобы Кен притворялся, и он смог бы наконец-то его на этом поймать. Только когда с Вудардом случился его первый и ничем необъяснимый приступ, Хардинг понял, что это отнюдь не притворство. Такое по одному лишь желанию и без какого-либо актёрского опыта, с ходу не разыграешь. А Кен нисколько не играл, когда бился вначале в кресле, а потом на полу в пугающем всех без исключения припадке и кричал явно от запредельной боли. Боли, которую не сумели подавить ни одни ядрёные успокоительные, что в него кололи (а иногда и буквально вливали через капельницы) тогда вёдрами. Его самого пытались удержать не менее пяти здоровенных санитара, весящих, как минимум, по сто кило каждый. А то, что это была именно физическая и неизвестно откуда взявшаяся боль, они догадались очень даже скоро.

Ничего подобного Николас в своей врачебной практике до того момента ещё никогда не видел. Как и не мог понять, что же это в действительности была за хрень. Что на самом деле творилось с Кеннетом, ещё и вызывая подобные приступы? И откуда потом на его теле появлялись те жуткие стигматы. Или, вернее, вздувались уродливыми ранами вначале под кожей, а потом прорывались наружу свежими, но совершенно не кровоточащими, а будто… чем-то прижжёнными ранами. И списать это на раны, полученными при падении на пол никак не выходило.

Не самое ли время вызвать экзорциста, а, док?

Казалось, он читал в глазах многих санитаров и медсестёр данный вопрос, вместе с неподдельным страхом в их вопрошающих взглядах. Потому что все увиденные ими на Вударде раны… уже через несколько часов «заживали» и выбеливались, принимая вид старых и давно затянувшихся шрамов… Шрамов, которые день ото дня складывались в непонятный рисунок или орнамент из странных символов, вначале вдоль позвоночника Кена, потом на его плечах, руках и, в конечном счёте, на животе и над лобком.

Хардингу очень бы хотелось поймать в течении этой сумасшедшей недели на горячем Кеннета буквально за руку. Но всё, что ему оставалось, это напоминать всему медперсоналу о подписанных теми документах о неразглашении происходящего в клинике, перелопачивая по ходу в интернете и медицинских справочниках недостающую по схожим случаям информацию.

Правда, единственный плюс во всём этом безумии всё же, но был. Кен не притворялся. И у Кена на самом деле были серьёзные проблемы, напоминающие проблемы с психикой. Ибо все остальные, взятые у него в эти дни анализы показывали на его полное физическое здоровье.

— Ты меня хорошо слышишь, Кен? Помнишь, кто я, и где ты находишься?