По ту сторону вдохновения

Кроме того, я копался в огороде. Успокаивало. В душе просыпалось древнее земледельческое смирение перед прихотями природы и истории. И вот однажды, окучивая картошку, я вдруг подумал: если случится чудо и заполонившую Отечество нечисть одолеет какой-нибудь герой, хорошо бы виноватых в смуте, включая обоих президентов, свезти в строго охраняемое садово-огородное товарищество, чтобы жрали дармоеды то, что сами смогут вырастить. Дальше такого возмездия моя мстительность не простиралась. Избавителем Отечества мне грезился военный, лучше бы – моряк, они поумней и пограмотней. Кстати, подобные фантазии обуревали тогда не только униженных, оскорбленных, обобранных патриотов, но и победивших либералов, они понимали: чтобы удержать власть, продолжая обирать и обижать, им нужна вооруженная защита. Громче и чаще всех о «русском Пиночете» твердил профессор Гавриил Попов, выглядевший в роли мэра столицы, как пингвин в угольном забое. На вопрос дружественного корреспондента, какого он, Гавриил, роду-племени, Попов грустно ответил: «Я грек, очень древний грек…» Тут уж я не стерпел:

Я б от срама смолк навеки,
Он же учит нас опять.
Эх, умеют эти греки
Нам арапа заправлять!

Фабула и название новой вещи явились сразу, словно сверху. Возможно, на сюжет меня натолкнул фрагмент романа Эдуарда Тополя, напечатанный в журнале «Столица» в октябре 1991-го рядом с моей статьей «И сова кричала, и самовар шумел…». В ней я высказал крамольную по тем временам мысль: августовский путч – никакой не путч, а пуф, то есть фарс, спектакль, провокационная имитация. Подобная версия тогда звучала диковато. Теперь историки, изучив опыт цветочных и фруктовых революций, все более и более склоняются именно к такой интерпретации тех событий. Так вот, во фрагменте Тополя речь шла об экс-президенте Горбачеве и его жене Раисе Максимовне, которых после переворота военные якобы затворили в глухой безымянной сибирской деревушке. Но эту сюжетную перекличку я осознал спустя почти четверть века, когда, разбирая мой архив, нашел пожелтевшую книжку «Столицы». На обложке был фотомонтаж: улыбающийся Горби в зэковском ватнике, а на груди номер 0000000001.

Повесть шла быстро – мое перо дышало местью.