По ту сторону волков

— Грубишь — груби, — ответил я спокойно. — Я с вами пререкаться не стану. — Все это время я прислушивался к конскому ржанию, кружившему вокруг амбара сужающимися кругами. — Захотите узнать, на что я способен, — узнаете, и больше мне с вами говорить не о чем. Ступайте и сами решайте, как вам быть.

— Не то ты делаешь, начальник, — заметил один из парней. — Предшественник твой, он потише тебя был, и то на нож нарвался. А ты, по-моему, и вообще не жилец.

— До чего ж вы распустились тут, раз с милицией так разговариваете… — вздохнул я, опять всем видом демонстрируя сожаление. — Не зря именно меня к вам прислали… Что ж, парень, ты сам свою судьбу выбрал. Как говорится, сам кашу заварил, сам ее и расхлебывай.

Уже несколько секунд назад в дверях амбара появился еще один парень. Как бы замер, злым и настороженным взглядом рыская по залу. Я сделал быстрый выпад и, крепко схватив его, притянул к себе.

— Значит, это один из конокрадов, о которых вы мне говорили? — обратился я к четырем моим собеседникам. — Ну-ну, чего молчите, договаривайте прямо при нем…

У схваченного мной парня в глазах полыхнул такой огонь, что с четверых моих собеседников форс тут же начал слезать.

— Ты что, начальник… — чуть не поперхнувшись, выдавил один из них. — Ты что, это…

— Ладно-ладно, — беззаботно и дружелюбно откликнулся я. — Неужели при нем повторить не желаете? А как же гражданская смелость? Хотя какая там гражданская смелость — я ж понимаю, что не от любви к милиции вы мне его заложили — личные счеты свести хотели… Но зачем же в кусты уходить? Совсем втихую действовать негоже, надо и ответственность со мной разделить… Я не слабак и слабаков не люблю… Ну, пошли… — обратился я к задержанному парню.

* * *

Здесь я хотел бы прервать Высика, чтобы вклиниться с собственным небольшим рассуждением — или недоумением, если хотите. И неважно, кто этот «я». Скажем так: я неплохо знал Высика и по детским впечатлениям, и по рассказам Калыма (с Калымом мы «законтачили» вновь, встретившись взрослыми и возобновив детскую дружбу, вскоре после того, как Калым вернулся из Афганистана и Высик взял его под свое крыло). Доводилось мне потом и бывать у старика, хотя и очень нечасто. Так вот, только что описанный «фокус» стал самой первой провокацией того типа, который Высик стал широко использовать в своей работе. Можно сказать, образцом на будущее. Мне доводилось рассказывать в повести «На майском безумии», как при помощи подобного фокуса Высик весьма эффективно, хотя и не вполне чистоплотно, решил все возникшие у него проблемы. Меня всегда интересовало, почему его штучки срабатывали? Ведь и довольно наивны они были, и повторял их Высик — довольно однообразно — столько раз, что, вроде бы, все должны уже были с ними освоиться и перестать покупаться. Ну, насчет наивности и повторяемости Высик как-то вполне откровенно объяснил Калыму: «Понимаешь, я давно понял, что хитрость особенная тут и не пройдет. Чем хитрее и тоньше закрутишь, тем быстрее и легче раскусывают. Такая вот странность. Где тонко, там и рвется, что ли. А чем проще, прямолинейней, топорней сработано — тем лучше клюют. Этакий, понимаешь, интересный психологический момент. Я и сам дивился порой, как легко у меня такие штучки проходят, в том числе с умными людьми, которых на мякине не проведешь. А насчет повторяемости… Чего ж не повторять, если получается.»

Во-вторых, думалось мне, подобная тактика могла бы показаться свидетельством слабости: мол, кто не может преодолеть трудности собственными силами, напрямую, тот и прибегает к хитренькой такой подляночке, к трусливым подтасовочкам… Я имею в виду, против самого провоцирующего это могло бы обернуться, потому что как раз ощутили бы внутренне эту слабину и перестали б его бояться, так и попал бы он где-нибудь в лихой оборот. Но такое могло произойти с кем другим, только не с Высиком. От этого невысокого, коренастого, на воробья похожего офицера всегда веяло ощущением силы и, как ни странно, в моменты его не особенно честных шуточек такое впечатление только усиливалось. Надо было видеть его в такие моменты — невольно вспоминалась былинная строка «И он шип пустил по-змеиному»: так он пружинисто приседал, то ли к быстрому выпаду готовясь, то ли вприсядку пуститься собираясь, такими неожиданно пустыми и стеклянными становились его глаза, что любому наяву мерещилось, будто он слышит холодное змеиное шипение, и мурашки пробегали по коже.

* * *

— Скажите… — Калым перебил Высика, а потом чуть замялся. — Скажите, а вы не боялись, что своей «подставой» спровоцируете большое и кровавое побоище в один из ближайших дней? Ведь вам бы отвечать пришлось, если бы резня — на вашей территории — крупным смертоубийством закончилась…

Высик усмехнулся.