Значит, он почему-то не мог предоставить волка собственной судьбе. Почему? Отбрасываем вариант, что он не додумался, - несерьезно. Тогда остается лишь одно наиболее вероятное: он не мог бросить волка, потому что даже труп волка наверняка выдал бы, кто его хозяин. Но как он мог это выдать, если в округе никто и слыхом не слыхивал о человеке, содержащем волка? Может, он на волка ошейник надел со своим именем или с чем-то очень узнаваемым - так, для форсу? Тоже маловероятно. Может, он боялся, что у волка достаточно сил, чтобы привести меня к дому своего хозяина? Но ведь убил же он моего предшественника. И мне мог устроить засаду в любой точке моей погони за волком. Нет, он предпочел спасать волка, и для него это было важнее, чем со мной покончить. Он даже рискнул отсиживаться на дереве, в такой позе, которая исключала нападение на меня, и, наоборот, сделала б его моей жертвой – лишь бы утаить... Почему?
Скорей всего, все-таки страх, что волк дотянет до дома, а значит, и меня по следу приведет, и будут мне все карты в руки – и пистолет против его секиры или шестопера, и козыря внезапности он будет лишен. Но не то что-то, не то... Я уже начинал чувствовать нрав убийцы – и понимал, что такая причина была бы не очень в этом самом нраве. Однако, на тот момент, это была единственная разумная и логически последовательная причина, которую я мог вообразить. И не стоило считаться, пожалуй, с мелочным свербением в недовольном разуме. Все странности в конце концов объяснятся, когда убийцу возьмем.
Шофер уже давно вернулся, чаевничал с дежурным. Завидев своего начальника, вытянулся по струнке. Опер коротко кивнул шоферу, тот мигом завел машину, открыл дверцу перед своим хозяином, тот сел, шофер обежал машину, открыл дверцу с другой стороны, сел за руль, подал машину назад, лихо развернулся - и они умчались.
- Чайку не хотите? - спросил дежурный.
- Я?.. А, нет... Чай не водка - много не выпьешь, - я вышел из рассеянности и постарался сосредоточиться на делах. - Где изъятое сложили?
- А, оружие это?.. Как вы и велели, в одну из наших камер. Никто не залезет. Вот вам ключ, пожалуйста.
- Да-да, конечно, - я убрал ключ в карман. - Пойду пройдусь. Неподалеку. Вернусь через четверть часа.
Я направился к водочному ларьку. На душе у меня было муторно. Поганое ощущение, будто делаю что-то не то, осталось осадком от разговора с опером.
У ларька стояли те самые фабричные, которых я вчера так эффектно «подставил» конокрадам.
- А-а, вы еще живы? - не без скуки в голосе удивился я.
Наступила короткая пауза.
- Стакан водки мне сделайте, - обратился я к продавщице. - Да нет, куда так мало, побольше лей.
Я выхлестал, не поморщась, полный стакан - фронтовая закалка. Поставил стакан на стойку и кинул небрежно - не без пижонства дешевенького, признаюсь тебе:
- Еще один. Такой же.
Пока продавщица наливала, я снова взглянул на ребят.
- Ну? Ничего сказать не имеете?
- Нечестные ты шутки шутишь, начальник, - рискнул подать голос один из них.
Я взял в правую руку полный стакан и хмыкнул:
- А вы честно со мной играете? О такой малости вас попросил, чтоб, пока вы на людях, все тихо-спокойно было. Я здесь за порядок отвечаю, с меня и спрашивают. А мне с кого спрашивать? Только с вас, - я осушил стакан и вернул его продавщице. - Еще раз предлагаю вам: давайте со мной по-хорошему, и я с вами буду по-хорошему. И никаких неприятностей у вас не будет. Так что подумайте.
Они молчали, но было ясно, что я их уже сломал. Они ж, понимаешь, впервые на глухую стенку нарвались, лбы себе и расшибли.
Я вернулся в контору.
- Прикорну в своем кабинете, - сказал я дежурному. - Разбуди через три часа или если что-нибудь очень срочное.
И я устроился на кушетке. Нет, не водка меня разморила. Дел больших на ближайшие несколько часов не предвиделось, а я привык на фронте ловить каждую возможность для сна. Тем более что ночка мне предстояла беспокойная: от замысла наведаться в барскую усадьбу я не отказался.
Проснулся я в голубоватом сгущающемся сумраке - и резко сел, осененный внезапной идеей. Конечно, как же я сразу не додумался! Я соскочил с кушетки, надел сапоги и шинель - и поспешил на улицу. Дежурного на месте не было. «Вот скотина! - ругнулся я. - Небось, удрал кино смотреть». Да, наверно, кино уже началось, настолько весь поселок обезлюдел, ни одной живой души. Скорым шагом я направился в сторону маленького кладбища возле Митрохина, напрямки, через поля, через железнодорожные пути. Вряд ли, конечно, он еще раз туда вернется, а вдруг... Надо сделать все, чтобы его обогнать. И я еще прибавил шагу.
Вот и кладбище. Промерзлое, стылое - крепкий мороз начал к вечеру забирать. Меня даже сквозь теплую шинель пронизывало. Слегка поеживаясь, я добрался до той могилы, возле которой исчезли следы оборотня.
Теперь - поднять плиту. Но до чего же она тяжела! Нет, только пальцы скользят, чуть ногтей не обламываю. Мне одному не справиться. Я растерянно огляделся вокруг. И заметил чью-то тень, скорчившуюся поодаль, за одним из покосившихся памятников.