По ту сторону воспитания

— Я им в другой раз престижных холщовых мешков с военных складов привезу, пусть разделывают. Я видела вчера, как Боря с Элей безжалостно кромсали вдоль и поперёк новые голубые джинсы. Изрезали ножницами джинсы сикось— накось, и этого мало, они кинули их в хлорку. Не в них ли они вырядились!? А ты им покупаешь хоть какую-то одежду?

— У меня право покупать для них только белые носки и чёрные трусы. Носки я покупаю в таких несметных количествах, что как-то приятельница спросила, увидев тонны закупленных носков: «Они у ваших детей одноразовые?»

Каково же было Олино удивление, когда она заметила, что Даничкин приятель Роб пришёл на день рождения со своей едой. Он сам себе разогрел и спокойно съел своё принесённое. Оля никак не могла поверить, что так бывает, и спросила у Данички:

— Почему твой приятель принёс сам себе котлету?

Даничка ответил:

— Роб хотел это есть!

— Но ведь он пришёл к тебе на день рождения!

— Он хотел хамбургер, а думал, что у меня только «хотдоги», и себе взял хамбургер! Вы приходите с бутылкой вина, а он с хамбургером!

Удивилась она и тому, что хлеба дети никогда не употребляли и хлеб к еде не подавался.

— Боря, а ты знаешь что такое хлеб? — спросила Оля.

— Да, знаю, — ответил Боря, — это сорт пиццы.

Вечером в новостях по телевизору показывали заседание парламента в одной африканской стране, несколько белых присутствовало на этом заседании. Лёня спросил: «Почему там белые?» Оля ответила: «Их приготовили на ужин!» Я засмеялась, Даничка сверкнул глазами и на меня, и на Олю, просто растерзал взглядом! Оля стала оправдываться, что, мол, это такая шутка, как в анекдоте. Хорошо, что Лёнины дети не поняли, а Илюши не было в комнате.

— Даничка, мне негры даже нравятся, они весёлые, открытые, — продолжала оправдываться Оля. — Они похожи на русских, — тоже, наверно, не могут приспособиться к безумному темпу американской жизни.

Даничка, расслабившись, сказал совсем спокойно:

— Вас могут побить чёрные, если услышат, как вы говорите. В Хьюстоне в школе, когда меня дразнили «коми», я дрался.

— Это что значит — «коми»? — спросила сестра.

— Так дразнят коммунистов, — ответил Даничка.

— Скажи, Даничка, а евреев дразнят? — поинте–ресовалась сестра.

— В Хьюстоне в школе дразнили.

— Как?

— Мат, посмотри, пени покатилось… У тебя длинный нос, потому что воздух бесплатный…

По мере того, как приближалось время её отъезда, Оля достаточно наудивлялась в Америке, смеялась, что её никто не изнасиловал, хотя предупреждали, что каждую минуту насилуют, никто не ограбил, хотя тоже советовали прятать кошелёк. Но больше всего удивилась, когда услышала, что в Америке бывает «домашнее изнасилование». Она сказала об этом Даничке:

— Я не верю, что бывают «дэйт рэйп»: знал человека, пришёл на свидание, и он тебя изнасиловал — это большой обман. Я была в Сибири в экспедициях среди одних мужчин, которые по полгода не видели женщин, и никто никогда меня не насиловал, и более того, мне никто из женщин не жаловался. Если кто и попристаёт, то шуганут, и всё…

— Оля, ты как чёрная, — сказал ей Даничка, — они тоже так считают, — дать сдачу мужику, и он отстанет. В белых семьях девочку воспитывают бояться мужчин… И если парень скажет: У… У…У… , то девочка считает, что всё… — её насилуют!

— Видишь, Даничка, разве твоя тётка может быть расисткой, если у неё чёрные взгляды, — произнесла «почерневшая» Оля.

— Привэт!

Зимние забавы

После рождества вся наша семья выезжала кататься в Белые горы Нью–Хэмпшира. Два или три часа, в зависимости от накала ссор между детьми, ехали мы в машине до Лунных гор, отрогов Белых, прикрепляя лыжи на подтяжках к крыше автомобиля и усаживая троих детей на заднем сидении. За время езды несколько раз машина останавливалась и съезжала на полосу крайней необходимости. Лёня увещевал детей, что не может управлять и вести их в горы для приятных забав, пока не прекратятся разногласия и потасовки. Угомонив детей и поправив лыжи, машина выезжала на дорогу для дальнейшего продвижения в сторону гор и развлечений.

В год присоединения сестры Оли, оказавшейся в Америке в пору нашего лыжного времяпровождения, наш автомобиль проскользнул путь до гор с одной только остановкой. Лёня провёл с детьми предварительную беседу о том, что толкаться в машине, когда впереди сидят три человека, — не следует. Он говорил, обращаясь к каждому из них, пока они укладывали и таскали вещи, прикрепляли лыжи. Лёня поругал их заранее даже без напоминания. «Напомни мне поругать Борю», — говорил Лёня, часто забывая о таком неприятном удовольствии.

В дороге Оля хотела поменяться местами с Даничкой, сидевшим на заднем сидении, но Даничка ответил: «У меня тут сэндвичи!»

От удивления сестра не могла ничего возразить, думая, что в Америке есть такие особые сэндвичи, которые привязываются к месту, которые нельзя переносить, и села впереди. Долго потом Оля вспоминала об абсурдных Даничкиных сэндвичах, вернее, о таком абсурдном ответе и ввела в поговорку при отказе и нежелании что-либо делать: «Я не могу — у меня тут сэндвичи.»