— Давай поступим так, — сказал Рахимов, положив руки на колени. — Сейчас ты убедишь меня, что ты не тот, за кого я тебя принимаю, и тогда вся предстоящая поездка станет для тебя увеселительной прогулкой без всяких последствий. А? Убедишь меня?
— Попробую, — ответил Мартынов, сердце которого сжалось от плохого предчувствия.
— Ну что, начнём?
Мартынов сцепил пальцы, и этот жест не укрылся от цепкого взгляда собеседника. Рахимов едва заметно улыбнулся, ожидая ответ на свой вопрос.
— С чего начнём? Чего вас интересует? — сказал Мартынов, посмотрев Рахимову в глаза.
— Да так, — пожал тот плечами. — Давай начнём с того, что вспомним славный город Верхнеудинск.
— Никогда не приходилось слышать о таком, — ответил с глупым видом Мартынов.
— Негоже открещиваться от родных мест. Так поступают только предатели, так ведь, господин Малов?
— А с чего вы взяли, что я отрекаюсь от родных мест? — ухмыльнулся Мартынов. — Моя большая родина — СССР, а малая — село Мартыновка, на Урале.
— Следует понимать, что ты решил стоять на своём, Кузьма Прохорович?
— Я не собираюсь оговаривать себя и называться чужой фамилией, — пожимая плечами, ответил Мартынов.
— И ты считаешь, что я тебе поверю?
— Дело ваше… Хотите верьте, хотите нет.
— Ай-я-яй! — Рахимов погрозил ему пальцем. — Сейчас ты поступаешь глупо, господин Малов. Не разочаровывай меня, пожалуйста.
— Такой вот я… Меня и в деревне моей все глупцом считали.
— Понятно, ты решил со мной Ваньку валять! — хмыкнул Рахимов. — А что, давай! Меня твоё дурачество даже забавляет!
Он замолчал, собираясь с мыслями, как будто потерял нить разговора. Но пауза длилась недолго.
— Если ты считаешь, что изменился до неузнаваемости, то глубоко ошибаешься, Кузьма Прохорович, — продолжил Рахимов, закуривая папиросу. — Я не буду пересказывать тебе твою же жизнь, ты и сам её хорошо знаешь.
— И то верно, — согласился с ним Мартынов.
— Меня больше интересуют те годы, когда вы с Бурматовым исчезли из Верхнеудинска, — нахмурил лоб Рахимов. — Я уже потерял надежду встретиться с тобой, господин судебный пристав, а тут… Я глазам своим не поверил, увидев твою фотографию в личном деле! Ты затерялся надёжно, уехав в Петроград, но… Ты переборщил, решив стать членом партии.
— Как это понимать? — спросил Мартынов, напрягшись.
— Дела кандидатов изучаются очень тщательно. Делаются разные запросы. Разумеется, запрос послали и в ту самую Мартыновку, о которой ты говорил и которую указывал в анкете как место своего рождения. И оказалось, что в Мартыновке о тебе слыхом не слыхивали.
— Подумаешь! — пожал плечами Мартынов. — Так бывает. За двадцать лет могут и забыть человека.
— Могут, — согласился Рахимов, — но только это всё подозрительно. Поэтому тебя стали проверять по местной картотеке врагов народа. Ты ведь не думаешь, что сведения о Кузьме Малове и его подвигах на службе атамана Семёнова хранятся только в памяти таких людей, как я? Нет! Есть и архив! И там даже фотокарточка твоя имеется!
— Почему моя? Я ведь — не Малов, — поправил Антон.
— Твоя, — противно улыбнулся Рахимов. — В архиве просмотрели дела всех белогвардейцев, бывших примерно одного с тобой года рождения… Их не так уж много осталось, и… опля! Там нашёлся человек, очень похожий на тебя. Тогда НКВД связалось с теми, кто знал Малова лично, то есть со мной.
— Но я-то не Малов, — продолжал твердить Антон.
— Когда ты справил себе липовые документы, то допустил одну грубую ошибку, — сказал Рахимов, будто не слыша. — Антону Мартынову, которого ты выдумал, следовало родиться подальше от Верхнеудинска. Лучше всего — на другом краю страны. Где-нибудь в Архангельске, например. Тогда тебя стали бы проверять по другой картотеке и ничего бы не нашли. Но ты ведь хотел, чтобы всё было правдоподобно! Ты ведь боялся, что тебя станут расспрашивать о краях, где ты родился, а ты начнёшь говорить ерунду. И тогда ты предпочёл заново «родиться» в том же районе, где находится Верхнеудинск. Очень зря!
Антону показалось, что табурет под ним закачался. Мартынову стало не по себе и, собрав волю в кулак, он с улыбкой произнёс:
— Неужели?
— Именно так, — кивнул Рахимов.
На мгновение наступила тишина, затем Мартынов громко натянуто рассмеялся.
— Простите, товарищ Рахимов, — сказал он, продолжая смеяться. — Вы несёте такую чушь, что смех разбирает.
— Что ж, смейся, если мои слова тебя забавляют, — проговорил тот, разведя руки. — Я буду смеяться чуть позже, когда буду лицезреть тебя на скамье подсудимых.
— Вы действительно уверены в этом? Вы действительно убеждены, что меня есть за что судить?
— Найдётся за что, господин Малов, не сомневайся. Хотя бы за пожар на заводе… Следствие докажет, что ты один из тех врагов, кто приложил к этому руку.
— Но пожар случился год назад по техническим причинам? — изумился Мартынов.
— Может быть… Но уверяю тебя, что следствие будет возобновлено «по вновь открывшимся обстоятельствам», и оно найдёт другую причину, поверь мне на слово.
Антон закрыл глаза. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не закричать в бессильной ярости и не придушить мерзавца, сидящего перед ним за столом.