Даже не дослушав фразу до конца, мальчишка уже развернулся на каблуках и со всех ног припустил к трибунам. Я хотел было погнаться за ним, но он уже затерялся в толпе. Проклятье!
Меня так и подбросило на месте, очень раздосадованного и выведенного из себя. Великий Кукловод, пакость, наряженная в шаловливого мальчишку.
Но надо было успокоиться.
Усевшись, я взглянул на телеграммы. Первая оказалась от мамы.
Я скомкал эту бумажку и взялся за вторую.
Мой взгляд напряженно исследовал трибуны.
Их надо найти, всех, они точно там. Но что это за матч на самом деле? Игра Дьявола против Смерти?
Я снова сел и обхватил голову руками.
— Джон?
Это вернулся Гус Рубблин. Склонился надо мной как мать над ребенком.
— Как получилось, что на площадке нет снега? — спросил я. — И куда делся мальчишка? Мальчишка с телеграммами?
— Джон, о чем вы говорите?
Мне хотелось ему все объяснить, но из моего раскрытого рта так и не вылетело ни единого слова.
— Джон, может быть, все же настало время взглянуть на ваших игроков.
Я кивнул:
— Конечно.
Оценив расстояние до входа в раздевалку, я решил, что лучше будет пробежать туда зигзагами, тогда получится уклониться от большинства запущенных в меня предметов. Смертельный номер — тренер-неудачник выскочил из своего укрытия как пушечное ядро. Как ни странно, зрители не торопились запускать ничего из того, что должно было бы в меня лететь. Вообще-то, у меня за спиной плюхнулось два или три помидора, но и только. Я исчез в полумраке.
Перед самым началом
Триумфальный вход в раздевалку. Навстречу мне поднялись игроки и зааплодировали. Некоторые обнимали и поздравляли меня. Казалось, что они очень довольны возвращением опального тренера. На мои глаза навернулись слезы.
— Патрон!
Подбежавший Гораций Плюм буквально оторвал меня от земли.
— Полегче, полегче, — бормотал я, когда он начал кружиться под одобрительные крики своих товарищей по команде.
— Они нам все рассказали, патрон, — заявил огр, наконец-то ставя меня на землю.
— Что вам такое рассказали? И кто такие «они»?
— Густус Оаклей.
— Густус? Густус сюда приходил?
— Ну да. И он нам объяснил, почему мы играем сегодняшний матч.
Это начинало становиться интересным.
— И почему же, по его мнению, мы играем?
Гораций мрачно посмотрел на меня.
— Потому что если нам не удастся победить, то откроются двери Ада.
Мне многое хотелось сказать, но как раз в этот момент…
— Рад тебя видеть, хвост старой мангусты!
— Ориель!
Эльф, который все это время прятался в темном углу раздевалки, широко раскрыв объятия, вышел на свет. Приветствие получилось на редкость эмоциональным. Наши глаза блестели, и мы обнимались как два старых друга, встретившиеся после кораблекрушения. Не успел Ориель остановиться, как за его спиной появился несколько смущенный Глоин. Я наклонился, чтобы сравняться с его ростом, и тоже изо всех сил обнял его.
Нужны ли здесь какие-то слова? Все мы были очень взволнованы.
— Мне казалось, что нашей троице никогда больше не удастся встретиться, — сказал я.
— Нам тоже!
И вот только тут до моего сознания стало медленно доходить, что они оба одеты в форму команды огров.
— Что это значит? — спросил я.
— Мы будем играть вместе с вами! — восторженно воскликнул Ориель. — Старый ты карп зачуханный! Все равно никогда не знаешь, где поскользнешься!
Я с недоверчивой улыбкой посмотрел на них.
— Вы…
— Не умеем играть?
У меня вырвался тяжелый вздох.
— Заметь, независимо от результата игры тебе больше не позволят выступать в роли тренера, — прошамкал Глоин.
— Я тебе прощаю. Примерно такие слова и ожидает услышать каждый тренер перед началом матча.
— Прости, — извинился карлик и что-то наугад пнул ногой.
У него был очень несчастный вид, и причиной этому, уверен, служила нелепая смерть моей горничной. Но тут не помогут никакие слова. Я положил ему на плечо руку:
— Искренне тебе сочувствую…
— Да ладно.
Остальные игроки молча наблюдали за нами.
— Ну хорошо, — сказал я, — есть ли какие новости о мо…
Но тут дверь раздевалки открылась настежь, и через нее влетел настоящий ураган. Женщина маленького роста, неопределенного возраста, с чрезмерным макияжем, в свободном бесформенном жакете, почти дымясь от ярости, но удовлетворенная собой, губы поджаты: моя милая мама.
— Так вот ты где! Никогда не бываешь там, где должен находиться. Вылитая копия своего отца.
— Добрый день, мама.
— Не сказала бы, что этот день можно назвать добрым.