По велению Чингисхана

Теперь же спасет только твердое единоначалие и воинский порядок. Как нащупать те нити управления войском, те скрепы, которые вели бы к победе и рядового нукера, и большого тойона и понимались бы каждым человеком из народа? Вот перед войной с татарами на Большом совете все в кругу тойонов уговорились не начинать грабежа, пока не будет уничтожено все войско татар полностью, а каждый, кто нарушит приказ, будет приравнен к предателю и казнен. Что же получилось? Сами великие тойоны Алтан, Хучар, Дарытай не совладали с алчбой, бросились, как смердящие песцы на падаль, собирать захваченное барахло! Как казнить великих воинов после победы? Пришлось отнять у них награбленное. Они оскорбились этим, снялись с места и откочевали прочь. То есть всякие договоры в кругу не имеют силы перед страстью наживы. Только страх перед неминуемой карой может прояснить горячие головы и не дать победе обернуться поражением.

* * *

Когда ушел Джэлмэ, хан, оценивая высказанную тойоном мысль, расхаживал по сурту. Славная мысль, великая находка: возможность крушить врага, не сходясь с ним лицом к лицу, находясь вне досягаемости его пальм и копий! Нужно лишь найти приемы битвы на любой местности и в любое время года. В волнении хан вышел за порог. Восход уже зарумянился, в небе проглядывала чистейшая синь – непостижимая красота жизни. Как лягушка, узнавшая засуху и брошенная кем-то в болотце, всей кожей впитывает влагу, так хан впитывал вечную утреннюю прохладу и потягивался, разминая умирающие ночью мышцы.

Со стороны синих гор ветерок донес клики журавлей, улетающих на север. Не впервые задумался хан о тайне строгого порядка этих перелетов. В далеком детстве он, Джамуха и Хасар бежали по цветущей степи вслед за пролетающей журавлиной стаей, крича: «Задние – вперед! Задние – вперед!» И журавли, словно бы вняв их детским приказам, перестраивали клин, пропуская вперед задних.

Потом, когда он вырос, узнал на своей шкуре, что значит быть гонимым и преследуемым, когда узнал всю меру людской гнусности и низости, он вспоминал журавлей, думая: «Настанет день, когда мы, последние, станем первыми… Этот день настанет!» Как проникнуть слабому человеческому разуму в божественную тайну этого стремления последних быть первыми? И надо ли пытаться постичь непреложность вечных законов природы? Сколько разнопрекрасных земель возлежат под живительным солнцем, но ненасытному человеку все мало, все не хватает простору. Он не устает от войн и раздоров, влекомый алчностью и подстрекаемый гордыней. Первые гнетут последних, последние ненавидят первых. Зрячие люди не видят чудесного мира, глядя на него, они видят лишь собственные желания, а значит, ничем не отличаются от слепых. И человек не хочет открыть глаза для того, чтоб растворить себя в прекрасном. Он идет в мир разрушителем, губя живое в себе и вокруг себя.

Далеко ходить не надо. Только-только расправился с врагами, а вот уже Тайан-хан идет сюда войной. Надо принимать бой, одними мыслями о прекрасном мир не изменишь. Пока мир таков, его можно крепить только оружием и военным искусством: чем сильнее власть, тем спокойнее жизнь в государстве, если правитель мудр и набожен. Мир должен быть построен, как лестница, от земли к небу, и те, кто на нижних ступенях этой лестницы, пусть считают иерархов небожителями. Тогда у них не будет этого зуда ниспровержения, а страх не позволит им раскачивать лестницу: рискуешь сорваться. Умный рассчитает подъем по этой лестнице на поколения вперед, и лишь далекий его потомок сможет взойти по всем ступеням лестницы наверх, к небу, где молнии и гром небесный подчинятся ему как оружие поощрения и возмездия.

…А пока нужно добиться предельной ясности отдаваемых тойонами приказов. Они должны быть краткими, точными, понятными и недвусмысленными, иначе всегда найдется, как в случае с Хойдохоем, повод для отговорок из-за превратного толкования приказа. А все нити управления пусть держит в руках один человек – Большой Тойон…

Кто-то вежливо кашлянул у входа в сурт. Джэлмэ?

Хан кашлянул тоже в знак того, что проснулся.

– Тэмучин, это я, Джэлмэ… – осипшим голосом доложил, входя, тойон, и по этому голосу хан понял, что Джэлмэ не спал всю ночь. Однако лицо тойона было чистым и свежим, как после вольной скачки верхом в погоне за красивой девушкой.

– Слушаю, – сказал хан. – Эй! Внесите факелы!

Слуги развели огонь. Джэлмэ с ханом сели друг против друга у ящиков с песком, где были начертаны карты местностей.

– Из сказанного Сархаем я уловил одну мысль… – осторожно начал Джэлмэ, замолчал и, поглаживая усы, заметался взглядом по полу сурта, словно потерял какую-то важную мелочь.

– Продолжай! – не повышая голоса, сказал хан.

А Джэлмэ думал о том, как бы свою находку в военном деле подарить хану, дать хану додумать его, Джэлмэ, мысль. Наконец решился:

– Хан! Мы знаем с вами, что стрелы самых сильных стрелков найманов достигают цели от силы в двухстах – трехстах шагах. Так?..

– Так, Джэлмэ… А у нас средний стрелок бьет на пятьсот!