По велению вселенной… Я принимаю бой

— Типа того. Школа не всегда будет с тобой. Рано или поздно период приключений заканчивается и тебе нужно выбирать, что делать дальше. Увы, это необходимо — если хочешь выжить. Так что тебя сюда привело?

— Я… просто поговорить хотел. В последнее время так много всего произошло.

— Со мной?

Я пожал плечами: — Кроме тебя у меня никого… — Я заметил ее скептичный прищур. Та будто наперед знала, что я скажу. — Ну, почему бы и нет?

— Ох, ладно… Держи кружку.

Я отхлебнул этой черной жижи и чуть не поперхнулся.

— О, дождь апрельский! Что за…

— Ты и, правда, не знаком с этим напитком?

— Да как это вообще пить можно? Он же горький!.. И горячий!

Мара пожала плечами: — Ну, не знаю. Взрослые балдеют.

Меня аж передернуло. Какой отстой! Впрочем, это заставило меня задуматься о будущем. Я жил здесь и сейчас и не задумывался, а что же будет дальше? Закончится еще один учебный год и мне придется выходить в свободное плавание. Меня уже не будут опекать другие, похожие на меня, ребята. Что я вообще буду делать вне стен школы?

— О чем задумался? — Прервала меня она.

— Да так. Кажется, больную мозоль расковырял. Ну, метафорично выражаясь. Я вообще в последнее время чувствую какую-то боль. Вот будто из той жизни, до потери памяти. Я не могу сообразить. Не могу выразить, что конкретно стало ее причиной. — Вопреки моим ожиданиями, она не стала подкалывать меня и даже перебивать. Внимательно вслушивалась в мои душевные потуги. — Я думаю, точнее, я боюсь, что на самом деле я сделал что-то плохое и… сам себе стер память. Даже сейчас я делаю что-то не то. Да, это звучит наивно, но… что если я специально не хотел помнить, кто я такой?

— Знаешь, — она хлебнула этой дрянной жидкости и немного подумала перед полным ответом, — а ведь это имеет смысл. И ничего это не наивно. Знаешь, я бы все на свете отдала, чтобы больше не возвращаться в деревню и не видеть эти лица, полные скорби и презрения. Неприятно, когда в тебе видят потенциал, а ты не можешь его воплотить. Тебе будто навязывают роль, которой ты не можешь соответствовать. Полина как-то обмолвилась, что существует настойка из пера василиска и еще каких-то трав, но немного поразмыслив, я поняла. Я не могу стереть себе память.

— Почему?

— Я уже нашла свое место в этом мире. От меня здесь многого не ждут. Свои пределы я оговорила сразу. Я просто умею обращаться с инструментом, не более. Никаких воскрешений из мертвых, никаких лечений болезней. Хожу, пою песенки, латаю небольшие раны. Вот и все. Этого достаточно, чтобы меня любили.

Я тяжело вздохнул: — Жаль, я не могу похвастать тем же. Иногда мне кажется, что на самом деле, искренне, меня вообще никто не любит.

Ответа не было.

Насупила печальная тишина.

— А что-нибудь еще ты помнишь?

Я пересказал ей тот самый сон, разве что про погодные условия промолчал: — … и так я проснулся. Даже не представляю, кем был этот человек.

— Может, это не человек вовсе?

— О, нет, он самый. Он стоял на двух ногах… вроде. Я не чувствовал, что он хочет убить меня. Или устранить. Не знаю, что тут правильнее произнести. У него были планы на меня. Я… был нужен, но не в хорошем смысле слова. Правда, я тоже шел к нему с намерением. Я не защищался от него. Это не была самооборона.

— И все же ты не знаешь наверняка.

— Я так чувствую.

— Хм…

В этой тишине и темноте я не сразу понял, что так напрягало мой мозг. Это был тик часов, которые висели на стене. Их громкий стук отдавался эхом, а потому время, казалось, идет медленнее.

— Когда я перешла сюда, Яна рассказала мне интересную теорию. Я ее вскользь упоминала. Думала, что ты в курсе, но судя по всему, она тебя не посвящала. Есть такая устоявшаяся мысль: Любое, даже самое неаккуратное, действие имеет последствия. Если ты где-то когда-то раздавил бабочку, она не сможет долететь до своей стаи, а те, в свою очередь, лишившись лидера, не полетят в другие края и не опылят цветы. Из цветов не опадут семена. Из семян не вырастут новые растения. Оно умрет и канет в лету. Я это к чему, может, у тебя была цель, но кто-то, метафорично, раздавил тебя? Может, ты нес тайное знание, но тебе препятствовали?

— Тогда, получается, ты спасла меня, но я не могу продолжить путь. Я все еще без памяти.

— Неудивительно. Если бы я была твоим врагом, я бы стерла то, что для меня невыгодно.

— Ужасно запутанно. Эта ситуация выглядит еще абсурднее.

Она предпочла не обращать внимания на мое резкое замечание: — Говоришь, ты, будто, был взрослее, так?

— Да.

— Но сейчас ты ребенок. В теле ребенка, по крайней мере.

— На что ты намекаешь?

Она встала из-за стола и начала бродить по кухне: — Ты не помнишь своего имени. Ты не помнишь вообще ничего, кроме смутных событий, являвшихся во сне. Это очень… недостоверные воспоминания. Ты мог просто насмотреться фильмов и вообразить что-то подобное…

— В том-то и дело, что я не припомню похожих сюжетов. Клянусь.

— Тогда… ох, нет… нет-нет, это невозможно.

Она закрыла лицо ладонью, будто на нее резко свалилась вся дневная усталость.

Я забеспокоился за ее состояние: — Ты в порядке?

— Я… я ведь первая увидела тебя в той яме.