По весеннему льду

– Прости, Томик, я отбываю оказывать экстренную психологическую помощь… – обречённо вздохнула подруга. – Думай о близких! Павел этот твой, явно нарцисс, в лучшем случае. Ну ты уж прости. Всё, побежала. Лизкин учебник окружающего мира под угрозой!

Тома успокоилась, решила, что спустит ситуацию на тормозах. Как можно деликатнее. После встречи на скамейке Тома понимала, что в конце концов Павел позвонит, и боялась этого момента.

* * *

Матвей ехал в клинику и думал о жене. Он действительно испугался, состояние Томы наводило на очень неприятные подозрения. Матвей перебрал в голове разные симптомы инфекций, передающихся через маленьких цепких тварей рода Ixodes. Однако клиническая картина у Томы была весьма странная и нетипичная.

Матвей чувствовал, что в их семейном мирке копится какое-то трудноощутимое напряжение. Он видел, как Тома частно нервничает, казалось бы, без повода. Они и правда мало времени проводят вместе. А теперь вся эта неприятная ситуация со школьным другом. Почему Тома так рвется к нему? Ведь они не общались много лет.

Надо озаботиться семейным отдыхом, выкроить деньки, чтобы съездить куда-нибудь вместе с Лёшкой. Но сначала уложить жену на обследование.

Матвей готовился внутренне к рабочему дню, и одновременно думал об их отношениях с Томой. Странное дело, мучительное беспокойство о заболевшей жене порождала целую череду воспоминаний. Они приходили, как непрошенные гости, и безмерно усугубляли его волнение. Матвей незаметно проваливался в прошлое, словно заразился от жены её способностью воскрешать в памяти давно ушедшее, вместе со звуками, красками и запахами.

Семейный анамнез у них был непростой.

Много лет назад Матвей неожиданно провалился в мучительную депрессию, чуть не потерял работу и семью. Он тогда работал лечащим онкологом-гематологом в большом клиническом центре. К ним на отделение поступила четырёхлетняя девочка Катя, они с мамой приехали из Краснодара.

С первого обхода, первого осмотра пациентки, Матвей почувствовал какое-то необычное волнение. Девочка была красавицей, хоть и истощена, измучена лимфобластным лейкозом в острой стадии. И она молчала. Почти не разговаривала, зато могла подолгу смотреть врачу прямо в глаза. Катя не капризничала, как большинство больных детишек, не плакала и постоянно что-то рисовала, пока в худенькой руке были силы. Обычно сил хватало минут на пятнадцать, потом девочка просто ложилась навзничь и отдыхала. Фломастер оставался под ладошкой как в надежном укрытии. Рисунки были очень странные, не принцессы и цветочки, а рыбки всех расцветок и размеров. Рыбки в море, рыбки в аквариуме, рыбки в магазине, рыбки мамы с детьми. Иногда Матвей в шутку называл пациентку Русалочкой. Матвей долго не мог понять, кого эта крошка ему напоминает. Потом вспомнил. Старая французская комедия с Ришаром, девочка-молчунья с длинными тёмными волосами и огромными глазами. Даже пара слов от этого ребёнка казались бесценным подарком.

Матвей незаметно для самого себя стал уделять Русалочке внимания больше, чем другим пациентам. Он понимал, что это неправильно, у врача не должно быть личных пристрастий. Но ничего не мог с собой поделать. После пересадки костного мозга находил случай лишний раз зайти в палату, узнать как дела. Анжелика, поразительно красивая молодая женщина с рыжевато-золотистыми волосами, иногда рассказывала ему об их родном городе, уже вовсю цветущем, в то время как в Питере ещё только показалась зелёная трава. Она постоянно повторяла, что из окна их дома видны горы. Об отце Кати и своей семье она молчала, обронив лишь раз, что они с дочерью никому не нужны. Вообще, она была странной женщиной, иногда полностью замыкалась в себе, и тогда Матвей приходил в палату к молчащей девочке, рядом с которой сидела молчащая, отстранённая мама. Матвей сразу заподозрил у Анжелики какие-то психологические или даже психиатрические проблемы. Но надеялся, что серьёзных ситуаций во время лечения девочки с мамой Кати не случится. Он ошибся. И впоследствии прекрасно понимал, что мог помочь, предотвратить, но не сделал этого.

Пересадку костного мозга Кате провели весной, и сейчас, когда было то же время года, Матвей иногда всё вспоминал, почувствовав внезапно запах мокрой травы после ливня и белой сирени, куст которой рос прямо под окнами палаты.

Катя перенесла операцию тяжело, с массой осложнений. Она уже не могла рисовать, и вся восстановительная иммуносупрессивная терапия не давала результатов. Русалочка умирала. А её мать в ответ на стресс выдала клинику шизоидного расстройства личности по сенситивному типу. Именно в тот момент, когда дочь уже еле держалась. Анжелика просто выходила на улицу и сидела на скамейке, часами глядя в одну точку. К дочери, которую уже перевели в реанимацию, пройти даже не пыталась.