По волчьему следу

- Ты и сильный. И ходишь тихо… и на охоту ты ходил. Да только, уж извини, умом…

- Думаешь, я тупой?!

- Нет. Ум вовсе такая штука… неоднозначная. В лесу ты меня умнее. Приспособленней. А в городе – я. С этим-то спорить не станешь?

- Не стану, - Михеич устроился напротив, скрестивши ноги.

- Если бы ты убивал, то… легко и быстро. Как зверь. Без игры, без всего этого… антуражу.

- Антураж, - повторил Михеич красивое слово. – Ишь ты…

- И про некроманта ты бы не додумался… и уж тем более не стал бы зверя травить дурным зельем. Откуда взял?

- Был тут один, из военных… дюже любопытствовал… и к Аннушке захаживать стал. То с букетиком припрется, то с конфетами. Словеса развел… она сперва дичилась, а после слушать стала. Хотя все равно дерьмовый человечек. Мы за ним и приглядели. Поняли, чего он делает… хотели сперва сами прибрать.

- Не успели?

- Успели бы, да… там крутиться рядом с ним стали. Из тех, с кем связываться не след. Так что… как вышло, так и вышло, - Михеич потрепал собаку по загривку. – Это Васька начудил там, в деревне… все беспокоился… Анька туда гулять повадилась, а тут эти… вдруг бы наткнулась. Или они на нее. Чай, не пожалели бы.

Это да.

Женщину та четверка точно не пожалела бы.

- Но хорошо получилось… Василек вон забегал. Народец попритих разбойный, а то совсем страх потеряли…

- А тела зачем в подвал-то?

- Да… пришлось. Васька ж их положить положил… и потащил сюда. А на кой туточки покойники? Боги, чай, не свиньи мертвецов жрать…

- Свиньям, значит, скармливали.

- Когда как… Что оставалось – то и свиньям… свиньи всяких тварей жрать способны. Чем больше жрут, тем жирнее становятся. Васька думал и этих-то тоже к свиньям, стало быть. Да чутка подпростыл, слег. А уж как поднялся, там и выяснилось, что крысы их поели… ну и побрезговал. И тащить далече опять же.

- А… остальных? Тела в шкафу… зачем в шкаф?

- Да кто ж его разберет? Говорю ж. Молодой. И дури хватает… может, весело ему с того. Может, игра понравилась.

- Игра?

- Для него – игра. Молодой же, - в третий раз повторил Михеич. – Ему все забава… вот и устроил вам представленьице. Ты, княже, не о том беспокоишься. Отдохнул бы… тебе круг начинать.

- Некромант не согласится.

- Согласится. Тут же ж как, - Михеич наклонился. Близко-близко. Так, что в лицо пахнуло гнилью и болотной водой. – Главное попросить правильно. К людям ведь как? К людям подход надобен… к каждому свой.

- К тебе вон нашли. И к Ваське… хотя с ним просто, да? Он его вырастил. Отца заменил.

- Стал, - спокойно поправил Михеич. – Он стал Ваське отцом. Наставником. Научил всему, что знал.

- Убивать?

- И это тоже… мир – штука опасная.

Бекшеев прикрыл глаза.

- Что, княже, наговорился?

- Ты ведь сомневаешься.

- Я?

- Ты. Сомневаешься, а потому сидишь тут со мной… разговоры разговариваешь. Убеждаешь себя, что все-то делаешь верно. Что они того стоят. Твоя жена? Дочки? Что если вернутся, то остальное будет неважно. Только они ведь не вернутся… некромант… да, силен. Был. Когда-то. А теперь он с силой своей совладать не способный…

- Это ничего… этому мы поможем…

- Как?

- А вот поглянь… - Бекшеева развернули. А потом и вовсе рывком подняли на ноги. – Тише, княже, я придержу… ты иди, иди… видишь? Это её место…

Чье?

Женщины, чье лицо было вырезано у корней дуба. А может, и не вырезано. Может, корни эти сплелись, срослись друг с другом хитрым способом, создавая иллюзию портрета…

Барельефа…

Женщины.

Щеки её покрыты тем же налетом. Губы блестят, смазанные чем-то красным… хотя, кажется, Бекшеев точно знал, чем именно. Глаза закрыты. А волосы змеями поднимаются к ветвям дуба.

- Кто это?

- Хозяйкой Смерти её именуют те, кто истинное имя сказать не способен. В её руках души. Она их собирает, как собирает жизни.

По спине пополз холодок. А может, просто вода, за шиворотом собравшаяся, потекла.

- Он сам её нашел… а значит, пустила она.

Ноги чуть дрожали. И не связали их, верно, здраво рассудив, что бежать Бекшеев не станет. И вправду, куда ему… хорошо, что с остальными не повесили.

- Она тут издревле была, с незапамятных времен… берегла людей, а они про нее позабыли. Отвернулись. Другим стали кланяться. Она и обиделась. И забрала всех. А теперь ничего, теперь-то я понял. И все переменится… станет, как должно.

- Она не вернет их. Это просто идол.

Пощечина была хлесткой. И голова запрокинулась, губы треснули, а по подбородку побежала ниточка свежей крови.

Но в голове прояснилось еще больше.

- Не оскорбляй её, княже, - сказал Михеич. Он не был зол, скорее уж показал, чего не стоит делать.

Бекшеев с трудом поднял руку, чтобы вытереть кровь. Но пару капель упали в землю. И показалось, что ветви этого, мертвого древа, шелохнулись.

Показалось.

Ветер.

И воображение. А еще слабость эта вот.

- Чем ты меня… это ведь не арбалетный болт. Арбалетным было бы больнее… если под лопатку. Что-то… артефакты?

- Артефакты, мартефакты… что дали, тем и стрельнул… живой же ж? Вот видишь.

Живой. Пока. А лицо женщины сделано столь тщательно, что кажется, будто она вот-вот глаза откроет. И посмотрит на Бекшеева внимательным взглядом.

Может, даже упрекнет, что попался так глупо.

И ладно бы сам…