По волчьему следу

- Мой наставник… мой наставник и брат… был последним из рода… из некогда великого славного рода, корни которого уходят в вечность, - желтоватые пальцы обхватили часы, сжали, будто желая раздавить. – Издревле… был обычай… порядок… правило…

Вдох.

И выдох.

- Мне выпала великая честь – служить роду. Это не просто служба… мы росли вместе. День за днем, час за часом. Я видел, как раскрывается его дар. Великий, равного которому не было… отец учил его, а он учил меня.

- И оттачивал на тебе свое мастерство?

- Это часть пути.

- Что за путь?

- Рода. Крови. Не перебивай, - Генрих провел пальцами по расколотому циферблату. Трещина была тонкой, едва заметной. – Твои вялые попытки воздействия… это даже не смешно.

- Это скорее любопытство.

- Ты и близко не менталист. Но ладно… наш отец отдал много сил, чтобы вырастить нас достойно… он вывел нас на первую охоту. Он помог одолеть добычу…

- Человека?

- Ублюдка, приговоренного к смерти. У него был и нож, и револьвер, и три часа свободы, чтобы уйти. У брата – лишь дар… и он одержал победу. В двенадцать лет!

- А тебе было сколько?

- Сейчас ты испытываешь отвращение. Восемь.

- Это нормально.

- Для обывателей. Или для тех, кто привык прикрывать нормальностью собственные слабость и никчемность. Для черни, возомнившей, будто она и вправду равна…

А его задевает это.

До сих пор.

- Но да, мы вкусили человеческую плоть, и с ней обрели истинную силу. Мы принесли дар семейному древу. И боги благословили нас…

- И часто вы потом… охотились?

- Отнюдь. Это не развлечение. Это… ритуал. И жертва должна быть достойна…

- Из меня хреновая жертва, - предупредил Бекшеев. – Я далеко не уйду.

Усмешка.

И… да, Бекшеев останется здесь. А вот играть в игру станут с… кем? С Васильком? С Тихоней?

- Когда-то давно, наш далекий предок, одолев великана Огаха, вырвал сердце его и разделил со своей дружиной, как после разделил и печень, и мозг. И тогда-то каждый воин, присягнувший предку, обрел великую силу… и открыл в себе дар. Разный…

- Твой брат и наставник мертв. Мы нашли кости… неподалеку. Голову только не нашли.

- Я её забрал. Когда убил его.

- За…

Бекшеев осекся.

И поморщился. Ментальная пощечина была легкой, но весьма чувствительной. Его не хотели убить, скорее обозначить, что не все вопросы стоит произносить вслух.

- Он стал слаб. И безумен. Я просто поступил так, как должен был. Во славу рода.

Наверное, не стошнило лишь усилием воли.

- Война… - Бекшеев сумел продолжить, чем заслужил одобрительный кивок. А ведь и разговор этот, который якобы идет, чтобы время занять, нужен для иного.

Его оценивают.

Разглядывают.

Решают, достоин ли он… стать жертвой?

- Война все изменила, - удалось протолкнуть ком слюны и не подавиться. – Верно? Вы… отправились воевать. Твой брат…

- Наставник. В первую очередь наставник. Он никогда не позволял мне забыть это. Но да. Он. Я. И отец. Наш род никогда не избегал сражений.

- И отец… его убили?

- Нет. Он сам выбрал себе путь… чести. Но это было потом. Позже. Война началась. И мы оказались здесь. В этом городке, который почему-то командование сочло стратегически значимым… глухое скучное место. Но охота была неплохой. Брат часто выходил. Я… оставался.

- Он влюбился?

- Брат? Нет, это не любовь. Скорее уж ему посчастливилось отыскать подходящую женщину. Тебе ли не знать, что не каждая способна принять истинную силу. Невесту брату искали давно, долго… не находили. А тут… он просто развлекался, когда эта женщина забеременела.

На свое несчастье.

- И брат решил, что она вполне способна родить ребенка. Она ведь родила других…

- Которых вы убили.

- Не всех. Но младенцы ему были не нужны, да и те, которые постоянно ноют, требуют внимания. Любой псарь скажет, что из помета надо выбрать двух-трех щенков посмышленей, и ими заниматься…

- Значит, они для тебя щенки?

Бекшеев произнес это чуть громче, чем стоило.

- Не надо, - покачал головой Генрих. – Этот мужик все одно не услышит. Василия здесь нет. Да и место он свое знает. И то, что должен делать.

- Как ты?

- Да. Я думал, что ребенку, если он родится, нужен будет кто-то, кто… поможет. Родной. Близкой крови… близкая кровь дает хорошую силу. Потом. Когда приходит время. Никогда не бывает лишней… я думал, мы вернемся. Домой. Я, брат. Его ребенок… этот вот мальчик.

- Девочка?

- Девочка… тогда она нужна была, чтобы помогать женщине.

Поэтому и уцелела.

- Что… пошло не так?

- Плод, - спокойно отозвался Генрих. – Он был нежизнеспособен. Я видел это по животу женщины. Да и воздействие, под которым она находилось, не было полезно. Я говорил ему. Но без воздействия женщина начинала кричать и пыталась причинить себе вред. Пришлось… выбирать. А брат мой чем дальше, тем сильнее уверялся, что должен остаться. Он решил, что эта непонятная женщина – его семья. И её дочь. И мальчонка… он начал видеть в нем сына!

- А ты не мог этого допустить?

- Я первым его нашел! Он всегда любил забирать то, что принадлежало мне. У ученика ведь не может быть ничего, чем бы он не мог поделиться с наставником. И я терпел. Пока он был в силе и в праве. Он стал слаб… и я сделал то, что должен был сделать давно, но поздно…