По волчьему следу

На воротничке – желтоватое кружево, почти, к слову, целое. На ногах – туфли с крупными потемневшими пряжками. При том что к ногам этим туфли кем-то заботливо привязаны. Да и сама женщина укутана в остатки то ли одеяла, то ли покрывала.

- Этой лет пять… а то и семь, - Тихоня уложил покойницу чуть в стороне. – Если не больше. Не из наших.

- Не спеши, - сказал Бекшеев.

Почему-то именно это тело приковывало взгляд.

И казалось, что еще немного, и у него получится увидеть лицо женщины. Это было важно. Очень… но…

Не выходило.

Дар шелохнулся и ушел.

- Тут… - Зима заглянула-таки в окно, не удержавшись. – Подпол быть должен. Машина ушла. Новинский говорит, что ждать часа два, если еще управятся, так что…

Два часа – это немного.

Потом будет дольше. Тела нужно перенести. Загрузить, желательно так, чтобы они доехали нормально, не развалившись в процессе перевозки. Довезти… куда? В часть? Нет. В город. В части Бекшееву делать нечего. Разве что и то тело, которое в их мертвецкой осталось, тоже надо будет забрать. Не факт, конечно, что в городе специалисты лучше… хоть ты и вправду матушке звони.

Если позвонить, она приедет.

Или Одинцову? Должны же у него люди быть на примете.

Ладно, потом разберутся. А пока надо снимки сделать, тем паче, свет неплохой. Особенно этой… лет пять? Семь? Если и больше, то не намного. Стало быть, она не из числа деревенских. Да и вид у нее… конечно, Бекшеев о деревне знает не так и много, но как-то вот… туфли на каблуке.

Кружево.

Да и странно… жителей сожгли, а эта женщина? Спряталась в шкафу? А потом? Умерла от страха? Или от душевного потрясения? Да так и осталась лежать?

На первый взгляд возможно.

Но…

Кто тогда укрыл тело? Кто укутал его? Кто привязал туфли к ногам? И следов разложения не было. Именно. Бекшеев перевел взгляд на двух других покойников. Мухи. Запах…

Он опустился на пол и осторожно коснулся желтоватой руки.

Так и есть.

Тело мумифицировалось и, судя по всему, естественным образом. Бекшеев что-то такое читал, правда, про Египет… условия должны быть специфическими. Следовательно, эта женщина умерла не здесь. Или правильнее было бы сказать, что тело её после смерти долгое время пребывало в месте, в котором происходил процесс естественной мумификации. А затем его перенесли.

Для чего?

Почему просто не похоронили?

Почему спрятали в этот вот шкаф? И кто сунул в него других мертвецов?

Он убрал руку.

- Нужно выяснить, кто это, - сказал Бекшеев. А Тихоня кивнул и пообещал:

- Выясним… кружево приметное. Ручной работы. Подпол, - напомнил он. – Полезете?

И как было отказаться?

Подпол и вправду наличествовал. Квадратный люк, щедро присыпанный мусором, гляделся слишком уж новым. И Тихоня хмыкнул.

- Недавно ставили. Ишь, петли вон блестят. Смазали.

Петли и вправду были чистыми, ни капли ржавчины. И поднялась крышка беззвучно. Первой в темную дыру подпола сунулась было Девочка, но тотчас отпрянула, взвыв во весь голос. А потом Бекшеев почуял запах.

- Мать моя женщина, - Тихоня и тот поднял руку к носу. – Чтоб вас всех… шеф, сидите тут, что ли…

Воняло.

Землей.

Плесенью. Мертвой плотью… чем-то еще, насыщенным, едким до рези в глазах.

- Погоди, - Бекшеев дышал ртом. – Не суйся… тут защита нужна. Мало ли чем там… воняет.

Тихоня лишь головой мотнул.

А воняло мертвецами.

Еще четыре тела. Все четыре лежат давно, достаточно, чтобы плоть уже прилично разложилась, но не настолько, чтобы вовсе от нее очиститься.

Месяцев пару.

Может, дольше.

Мертвецов вытаскивал Тихоня, раскладывая на очередном куске брезента. Через открытую дверь было слышно, как устало матерится Новинский.

Зима молчала.

Следила.

Снимала. Раскладывала вешки. Меняла ракурсы. Бекшеев смотрел. В какой-то момент – он и сам бы не сказал, в какой именно – исчезли и брезгливость, и отвращение. Само собой отключилось обоняние. Или же он сам привык к запаху, как и к мухам, которых стало, кажется, лишь больше. Взгляд отмечал детали, отсекая лишнее.

Нет, разум запомнит все.

Но потом.

Позже.

А сейчас имело значение лишь, что все четверо были с головами. И руки-ноги тоже никуда не делись. Одеты… а тот, что из шкафа, обнажен. Это Бекшеев отметил постфактум, как результат сравнения.

Одежда зимняя.

На одном, кажется, тулуп… сапоги вон. Валенки. Стало быть, лежат или с зимы, или с марта. Весна в этом году ранняя. Если зима, то… сложно будет установить момент, когда они погибли. Могли и в январе, и в декабре. А то и вовсе в конце ноября. Хотя… нет, шуба – это уже чересчур. Её без нужды не одевают, особенно такую вот, толстую да тяжелую.

- Тут это… - Тихоня вытащил сверток, который плюхнул рядом с покойниками. – Склад, похоже… обустроили.

И снова исчез в темноте.

Зима склонилась над свертком, который был не так и велик, ладони в две и пара сантиметров толщины. Темный. Бечевка плотно врезалась в материю. И понять, что внутри, сложно. Зима тоже отстранилась.

- Ничего не чувствую. Все ими провоняло…

Лиц у покойников нет. Может, зимой мухи и не плодились, но хватало и иных желающих, те же крысы прилично объели лица. А там уже и солнце согрело.

И…

Желудок вяло шевельнулся. И замер.