Люди кричали. Блеяли козы и истошно верещал поросенок, запутавшийся в мешке. И средь всеобщего бедлама застыли двое.
Мужик звероватого вида и Туржин, этого мужика державший на прицеле.
Мужик, что характерно, был спокоен. Заросший, косматый и седой, он мало походил на человека, да и шуба его, шерстью наружу, добавляла сходства с медведем, по какой-то своей надобности забредшим к людям. Он чуть горбился, опираясь на массивную палку. И на Туржина глядел не с насмешкою, скорее с этаким вот недоумением.
Туржина это злило.
- Руки! Руки подними! – собственные его уже чуть подрагивали. И Туржин явно осознавал, что оказался в ситуации неоднозначной.
И стрелять повода не было, ибо стоял Михеич спокойно, не делая попыток ни сбежать, ни напасть, чему свидетелей найдется великое множество. И убрать оружие, признавая тем свою неправоту, он не мог.
- Хватит, - сказал Бекшеев и кивнул Тихоне, который только этого и ждал, чтобы оказаться рядом с Туржином и сказать:
- От же, Серега, взрослый же мужик, а ведешь себя… в цирке бывать доводилось?
Туржин дернулся было.
А потом как-то подобрался и сквозь зубы выдал:
- Я поймал его!
- Поймал, - согласился Туржин, Бекшеев же решился подойти к Михеичу. – А то… слышал историю про охотника одного? Тоже вроде как медведя поймал… от прям в берлоге и поймал. Ему, значится, говорят… мол, раз поймал, то тащи его сюда. А он…
Туржин отвлекся на долю мгновенья, не из-за того, что анекдот смешной. Отнюдь. Скорее усталость сказалась. И злость. И обида. И все сразу. И мгновенья этого хватило, чтобы револьвер оказался в руках Тихони.
- Ты…
- Угомонись, Серега, - сказал Тихоня ласково-ласково. И в глаза глянул. И от взгляда этого как-то вот Туржин разом обмяк, даже отступил.
А ведь чует.
Он тоже воевал. Все, кто в возрасте, так или иначе, но успели побывать, если не на войне, то в тылу, где порой куда страшнее было. И кровь видел. И всякое иное. И потому чует в Тихоне… зверя?
Пожалуй.
- Прошу прощения за инцидент, - сказал Бекшеев, подходя к Михеичу, который вот так же спокойно стоял. Теперь Бекшеев разглядел не только самого этого человека, но и мешки у ног его.
Кивок.
- Но нам и вправду нужно с вами побеседовать.
- Не он это, господин генерал, - влезла вдруг бабка в белом платочке и цветастом платьице. – Вот вам крест! Не он это душегубствует…
- Погодь, Никитична…
- Он хороший человек, а что веры иной, так это ж невозбранно! Я читала! – голос Никитичный потонул в других. Люди, до того молчавшие, заговорили все и разом.
Михеич же вздохнул и, подхвативши мешок – а размер такой, что и Бекшеев в нем поместится, - с легкостью закинул его на спину.
- Ведите, - сказал он, глядя на Бекшеева.
А ведь глаза-то характерные. Еще не те, что бывают у Зимы при смене обличья, но уже и не человеческие.
- Да что это деется! – раздался нервный женский голос. – Средь бела дня хватают безвинных…
- Сперва едва не застрелили… - подхватил песню другой.
- Тихо, - рявкнул Михеич так, что и вправду стало тихо. Разве что пестрая курица, сумевшая взлететь на низенькую оградку, нарушала эту тишину удивленным квохтанием. – От же ж… бабы… сказано, говорить будут.
- Говорить, - с облегчением подтвердил Бекшеев. Только беспорядков местных ему для полноты ощущений и не хватало. – Как со свидетелем. Важным!
Это он повторил чуть громче, правда, сомневался, что расслышали. И Михеич, важно кивнув, сказал:
- Веди… начальник.
Глава 25 Бешенство
Глава 25 Бешенство
В управление вызвал Тихоня, причем выглядел он донельзя довольным. И это сразу заставляло насторожиться.
- Иди. Чую, с тобой он будет поговорливей…
Кто?
- А Софью я провожу…
- Я сам, - встрепенулся некромант и глянул на Тихоню этак, с подозрением. Но тот, ответив взглядом же, причем превнимательным, кивнул. Мол, пусть так. Софья сделала вид, что ничего-то этакого не заметила, хотя готова поспорить, что и заметила, и поняла. Даром, что слепая.
Но пускай. Девочку я от тоже с ней оставлю. Так, на всякий случай.
- Вы не откажетесь прогуляться? Здесь парк есть, при больничке, если краем… - донеслось в стороне.
Софья же… тоже человек, если так-то. И я вот. И Тихоня. Почему-то на Дальнем этого не ощущалось. А теперь вот вдруг…
Сюрприз удался.