- Нет. Хутор… родители ставили. Раньше… большой был. Дом. В два этажа. Каменный, - она прикрыла глаза, явно пытаясь успокоиться. – А потом…
- Погибли?
Неуместное любопытство. Лишнее. И мне бы проявить тактичность.
- Отца… расстреляли… сперва пришли… дом забрали… скотину… на пропитание. Сунули… марки их, мол, компенсация… толку-то… нас в сарай, к скотине… там и жили. Мама… потом умерла. Сестры тоже… зимой еще. А я вот…
Анна рванула мешок.
- Выжила.
- Извините.
- Ничего, - она тряхнула головой. А ведь и волосы обрезает коротко, едва ли не под корень. И те, уже тронутые сединой, топорщатся. – Тут… все про это знают. И расскажут, думаю… много чего расскажут. Меня не сильно жалу
Мешки вдруг начали разъезжаться, и я едва успела придержать.
- Чтоб тебя… - Анна выругалась. – Прости. Не люблю… вспоминать. Ваське вот повезло… мелкий… и не помнит ничего, почти… разве что тощий вон. И до сих пор ест, как не в себя… но живой. Потом, как немцы ушли, стало хуже. Они нас хоть как-то подкармливали, а… дом пустой, топить нечем.
Она опять стала перебирать эти вот, немногие мешки, явно в действиях своих находя успокоение.
- Но это уже давно было. Теперь-то все наладилось…
Сказала она.
А я не поверила. Ни на мгновенье.
Но кивнула.
И уточнила.
- А ты на хуторе, случайно, не видела ничего… такого? Или слышала, может? В лесу вот…
- Не-а, - Анька распрямилась, упираясь руками в спину. – И не слышала, и не видела. Да и как… мы ж первым делом забор поставили. Еще когда я пленных взяла. Повезло тогда. Крепкие мужики… спокойные…
- Не боялась, что они тебя… того?
Все же народ среди пленных всякий был. А справиться с одной бабой да мальчишкой куда проще, чем с охраной лагеря.
- Не особо… было с кем… поговорить.
Сказала в сторону как-то так, странно.
- Ко мне тихие пошли. Я их кормила, как могла. И не лютовала на работу. Они работали. Вот забор и соорудили. Времена-то неспокойные… у меня, конечно, ружье…
И стрелять она умеет.
И сомневаться, в случае чего, не станет.
- Но с забором надежней. Так и стоит. Ну и гулять мне некогда. Свиньи там… гуси вот еще. Гуси, если что, лучше собаки дом сторожат…
- А собаки у вас не приживаются. Васька сказал.
- Болтун он, - нахмурилась Анна. – Но… да… пару заводила, так… сбегали. Лес же. Вот и тянет… собаки, они от волков мало отличные. Васька же…
Она замолчала, пытаясь подобрать нужные слова.
- Не нравится, что он в полиции?
- И да… и нет… он же ж толковый. Сообразительный. Читать вон сходу выучился. Считает… в школу хотела устроить, а он уперся. Когда школа, когда помогать надо. Я ему толкую, что надо, чтоб школа, образование. Аттестат. А он… неспокойный. И драться повадился. Пришлось забирать. Сговорились, теперь по вечерам ходит. К учительнице одной тут… хорошая женщина. Добрая. И Ваську жалеет…
Анна спрыгнула с телеги. И только тогда косматый конь, в нее запряженный, очнулся от дремы, повернул голову к хозяйке.
- Тише, - Анна похлопала его по боку, и конь снова закрыл глаза. – Старый уже… Васька… он к людям тянется. Болтун еще тот… и полиция… я говорю, чтоб учиться ехал. В Городню. Там же училища есть. Он на механика хочет… и в полиции остаться тоже хочет.
- А ты нет?
- Нет. Ладно бы… нормальною была, так нет же… Шапка… прости, Шапошников, он ведь… скользкий, что угорь. Из любого дерьма, не замаравшись, выползет. А Васька… другой. Наивный. Прямой… так что… не место ему тут.
И на меня глядит, ожидая, что скажу.
Ничего. Потому что понимаю её распрекрасно. Полиция – это не только и не столько работа, сколько Шапошников с его взятками и темными делами, в которые Ваську со временем втянут, потому как невозможно, чтобы не втянули.
И Анна это знает.
И не нравится ей.
Как не нравится и нынешнее дело.
- Васька водителем разве что… – говорю, понимая, что вряд ли это успокоит. – Аттестат и вправду нужен.
У меня вот нет.
Точнее не было. Какой аттестат? И свекровь моя бывшая, узнав о том, пришла в ужас. Поэтому аттестат мне все же выправили. Лежит где-то он… изменил ли он мою жизнь?
Нисколько.
Но и не мешает. Есть и пусть себе.
- Вот ему и скажи, - буркнула Анна, теряя к разговору всякий интерес.
- Скажу.
- И чтоб учился.
- Тоже скажу.
- И что я не пропаду тут одна…
Она и вправду не пропадет, эта женщина, которая пережила не только войну, но и мир…
- И это скажу.
И ясно, что разговор этот странный подходит к концу. И вежливо было бы попрощаться, а лучше найти неотложную причину, которая не позволяет продолжить беседу.
Так, чтобы вежливо.
Меня ведь учили.
Только наука явно из головы да вылетела.
- Вы же бывали в деревне? Раньше, до того, как её сожгли?
Кивок.
И снова дергается щека. И пальцы касаются её, осторожно так, точно проверяя, на месте ли.
- Мама… была… родом…
Вдох.
И выдох.
- Когда отца встретила, ушла… отпускать не хотели, она и поругалась со всеми. И долго… до самой войны почти… а потом война. Эти вот…