По волчьему следу. Хроники чеченских войн

— Вам туда, — показал мне рукой водитель. «Наливник» свернул влево, а я, подняв воротник бушлата, направился в сторону расположения бригады. Ветер усилился, снег вдруг начал валить так густо, что в двух шагах ничего не видно. Даже Камчатка вспомнилась, где в свое время довелось служить. Там такие циклоны в порядке вещей. Однажды в пургу я понес на руках свою четырехлетнюю дочурку в детский садик. До него было рукой подать, а мы добирались битый час.

Сколько тут я пробивался сквозь снежный заряд, сказать трудно, метель стала утихать, лишь когда начался спуск. Останавливаюсь, озираюсь по сторонам. Где же кунги? Вокруг белым-бело. И никаких признаков присутствия наших войск. Зато внизу, примерно в километре от меня, четко просматриваются очертания строений. «Вот те раз, — чувствую, как к спине прилипает тельняшка. — Неужели проскочил КП бригады?» Поворачиваю обратно. Карабкаюсь в гору. И вдруг: «Стой, кто идет?» Вздрагиваю. В горле вмиг пересыхает. «Спокойно, — беру себя в руки. — Главное, чтобы боец с перепугу не открыл огонь раньше времени».

К счастью, парень, что был в «секрете», оказался не робкого десятка. Когда он назвал цифру «Два», я ответил: «Три».

Проверив мои документы, часовой, крепыш с обветренным лицом и живыми карими глазами, с нескрываемым удивлением сказал:

— Товарищ подполковник, а как вы оказались на той стороне? Могли бы и в плен попасть...

— Бывает, — попытался отшутиться я.

Знак беды

29 декабря 1994 года мне на смену из Москвы прилетел специальный корреспондент «Красной звезды» полковник Владимир Житаренко — мой давний друг и наставник. Познакомился я с ним еще в далеком 1974 году в городе Львове, где служил срочную службу в одной из воинских частей, что располагалась в старинной крепости-цитадели. В ту пору я писал заметки в окружную газету «Слава Родины», а готовил их к печати, как правило, капитан Житаренко, служивший в отделе комсомольской жизни. Я часто общался с ним в редакции.

— Н-ни-колай, — чуть заикаясь, говорил он мне, — пока мы встречаемся на страницах окружной газеты, но придет время — бу-дем публиковаться на страницах «Звездочки».

Как в воду глядел.

Спустя двадцать лет я действительно встретился с ним в коридоре ставшей мне уже родной редакции «Красной звезды». А потом не раз работали с ним рука об руку в «горячих точках» — в Абхазии, Южной и Северной Осетии. И вот в конце декабря 1994-го он, уже практически уволенный в запас, прилетел из Москвы под самый Новый год, чтобы сменить меня в Чечне.

Я устроил Михалыча, как мы его ласково называли, в кунге, где жили журналисты.

— Ст-арик, спасибо за заботу, — он крепко пожал мне руку. — Вы-бирайся домой, Новый год на носу.

Мы обнялись на прощание. Как оказалось, в последний раз...

...Самолет Ан-12 оторвался от бетонки военного аэродрома в Моздоке и взял курс на Ростов. В гермокабине нас, как сельдей в бочке. Но в тесноте, да не в обиде. Каждый, конечно, думал о своем.

Мысленно представил встречу с родными. Вот на звонок быстро открывается дверь квартиры и жена Таня, соскучившаяся и счастливая, прижимается к груди. Сзади подкрадывается дочурка Леночка и чмокает в щеку. А на плече, тут как тут, попугай «Гоша» — это его законное место.

За раздумьями не заметил, как приземлились в Ростове. На звонок в квартиру дверь открывается не сразу. Наконец, в проеме появляется жена. Лицо бледное.

— Таня, здравствуй, — встревожено говорю. — Что случилось?

— «Гоша», попугайчик наш умер, — едва сдерживая слезы, шепчет она.

Тяжело вздыхаю. Кожей чувствую: смерть попугая — знак беды.

...Через три дня, в новогоднюю ночь, под Грозным погиб мой друг и наставник полковник Владимир Михайлович Житаренко...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ГИБЕЛЬ 131-Й БРИГАДЫ

Каждый генерал, берущийся за осуществление плана, который он сам считает ошибочным, несет личную ответственность за это. Он обязан представлять свои доводы и настаивать на изменении плана; короче говоря, он должен скорее подать в отставку, чем позволить себе превратиться в орудие гибели собственной армии...

Наполеон

Живые и мертвые

Гибель 131-й отдельной мотострелковой бригады, которая была расстреляна в упор на железнодорожном вокзале в Грозном 1 января 1995 года, я также переживал как личную драму. Всего две недели прошло с тех пор, как я познакомился с комбригом Иваном Алексеевичем Савиным и другими офицерами управления бригады на передовой, на Терском перевале.

И вот теперь почти всех их нет в живых. Выжил лишь подполковник Валерий Конопацкий — тот самый, с которым мы говорили декабрьской ночью о сале с чесноком. Контуженный в бою на вокзале, он чудом остался жив, выйдя с горсткой солдат из окружения.