По волчьим законам

Гриша имел множество возможностей пристрелить Бориса, но не делал этого. Он верно рассуждал, что сама по себе смерть Бориса привела бы лишь к еще одной смерти, а у Гриши явно было желание жить и в будущем, живом будущем, он видел смысл.

Что же касалось меня… Что ж, будущее для себя я видела в двух вариантах.

К Борису я смогла чем-то проникнуться, соблазниться не только его деньгами и заботой, но и тем, что он мог быть другим, мог любить нежно и мог подарить мне будущее подле него, подарить возможность познать счастье материнства, и такую жизнь, такое будущее я легко могла представить. Более того я смогла бы так жить, жить с ним и, как и сказал Гриша, весьма успешно позволять Борису видеть во мне то, чего не было, то есть ответной любви и преданности.

Жизнь без Бориса, причем, не важно убила бы его я или Гриша, или еще кто-то, я тоже могла легко представить. Если бы меня не убили сразу, то моя жизнь превратилась бы в постоянный бег и оглядывание через плечо. И даже если бы я, пребывая в бегах, не переставала улыбаться, мол, я отомстила, то все равно это был бы почти такой же путь, как и у моей матери, то есть загнанный, но с той только разницей, что у нее были мы с братом и в нас она видела и смысл, и будущее и вообще жизнь.

У меня же не было никого: не для кого было жить, не для кого стараться.

Гриша? Гриша сказал, что любит, но громких слов в моей жизни было предостаточно, а вот поступков нет.

Да и давайте на чистоту: здесь и сейчас, в своем лофте, на своей территории он был развязным, смелым и типа влюбленным, что было легко в отсутствие Бориса, но я видела, каким он был при нем.

Я вовсе не говорила, что он был трусом, но… Но, но, но… Любовь Гриши (если это вообще была любовь, а не наваждение, как у Бориса, или чувство вины, как у Алеши), как и все в этой жизни, имела условия, просто о них я еще не знала. Я вообще его не знала.

То, что между нами произошло… То, что он пробудил во мне… Не знаю. Порой так сложно отличить истину от фантазии.

– Каким он был? Мой отец.

Гриша мечтательно водил ладонью по моему бедру, блуждая туманным взглядом по всему, что было не прикрыто простыней.

– Разный, – подумав, ответил он. – Думаю, только твоя мать знала наверняка, каким он был.

– Ее ты тоже знал?

Я очертила края его татуировки на груди.

– Видел один раз. Она держала на руках твоего брата, а тебе покупала мороженое. Тебе, наверное, лет пять тогда было.

– Боже, какой ты старый! – улыбнулась я.

– Да я тогда и сам еще был зеленым пацаненком, – улыбнулся в ответ Гриша. – Кстати, а какое это было мороженое?

– Мое любимое, наверное, – неуверенно ответила я.

Себя я в том возрасте не помнила, но мать часто покупала мне мороженое и всегда одно и то же.

– И это…

– Фисташковое.

– Надо запомнить, – пробормотал Гриша, целуя меня в плечо.

– Что будет дальше? – спросила я, перебирая его спутанные волосы.

– Борис останется при власти.

– Но?..

– Он должен уйти, Кира. – Гриша поднял голову и очень серьезно посмотрел мне в глаза.

Так… Вот и начинались условия!

– Навсегда, – добавил он.

Космос в его глазах утратил свечение. В них клубилась тьма и я как никогда прочувствовала на себе взгляд убийцы со стажем.

Я отстранилась и, встав с кровати, прошла к столу, на котором вместе с пистолетами лежали сигареты и зажигалка.

– Если бы ты действительно этого хотел, – ответила я, сделав затяжку, – то уже убил бы его. Хотя бы в ту ночь, когда вас ранили.

– Все не так просто, Кира, – возразил Гриша, вставая вслед за мной. – Борис многих не устраивает, причем давно, но у него также и много союзников. Он умеет находить нужные пути, – добавил он, кивнув на мой кулон.

– Как ты смеешь… – ощетинилась я.

В глазах защипали непрошеные слезы от осознания того, что Гриша отчасти был прав.

В свое время я осуждала брата за то, что он считал, что заслуживает какой-то компенсации, а теперь… Теперь я "гордо" могла сказать, что и сама недалеко от него ушла и даже неосознанно считала также.

Я отвернулась от него, пряча лицо, но Гриша все понял и обнял меня сзади. Я откинула голову ему на плечо, успокоительно вдыхая его запах. Он молчал, не надоедая мне избитыми фразами, мол, я не осуждаю, ты выживала и прочей бредятиной.

– Борис любит тебя, – шепнул мне Гриша. – По-настоящему любит. Когда я пришел к тебе в больницу… Я узнал, что ты получила травму головы при падении и потеряла память, и я ненавидел себя за слабость, что ранив тебя не сильно, только ухудшил твое положение…

– Ты хотел убить меня? Там, в больнице?