По воле Петра Великого

   — Протчее поступать, как доброму и честному человеку надлежит во исполнение сего интересу по месту и конъюнктурам.

У сего — приписано собственною царского величества рукою:

На галере святыя Наталии, в день 22 маиа, 1714. Пётр».

Дней через пять явился к Гагарину первый обер-полицеймейстер новой столицы, Девиер, сын португальского еврея, поселившегося в России, где он и его потомки нашли своё счастие.

Сверкая своими красивыми, восточными глазами, приятно улыбаясь и изгибаясь полным, но стройным станом, затянутым в военный мундир, посланник Петра поздравил Гагарина с благополучным прибытием в Парадиз и сообщил, что царь на несколько часов приехал сюда, желая проводить домой Екатерину и здесь проститься с нею перед отплытием в море. Гагарина же немедленно приглашает к себе поговорить о делах, губернатору известных.

Всполошился опять, встревожился Гагарин, и сильно билось у него сердце всю дорогу до маленького дворца в Летнем саду, где находилась царская чета.

Здесь Пётр показал князю копию с указа, данного Бухгольцу, и объяснил, что посылает особого человека, для выполнения важного дела, только желая облегчить жизнь самого наместника Сибири, у которого и так дел немало... Но Бухгольцу приказано подчиняться Гагарину, ничего не делать без его советов, а князя просит царь помогать подполковнику не только по букве указа, писанного наскоро, но во всей полноте собственного разумения и доброжелательства к самому Петру и к родине, которой многие выгоды предстоят от удачного исхода этой экспедиции.

Подполковнику велено ехать немедленно, но он раньше должен явиться к Гагарину, получить подробные наставления и необходимые полномочия, чтобы в Тобольске в отсутствие Гагарина не затормозилось это важное и срочное дело.

Гагарин рассыпался в обещаниях и клятвах душу положить, только было бы всё сделано по мысли государя! А в душе твёрдо и бесповоротно решил, во что бы то ни стало помешать Бухгольцу успешно выполнить данное ему поручение.

Улыбка преданности и умиления, с которою слушал Гагарин Петра, с которою вышел от него, сразу сменилась гримасой бешеной ярости, едва князь очутился один в своей карете.

Он открыл россыпи, задумал дело, составил подробный, прекрасный план... А этот план у него украли, посылают другого человека, независимо от князя, выполнить блестящую затею. Гагарин будет лишён и славы, и выгод, какие уже улыбались ему, если бы так грубо не вырвали у него из рук дела, созданного им же!..

И Меншиков хорош! Вызнал план — и Бухгольцу в указе буквально поручено всё, что наметил сделать сам Гагарин!

От злости багровел толстяк, колотил кулаками по упругим подушкам сиденья кареты, царапал ногтями плотную, шёлковую обивку, топал ногами так, что едва не выбил дна в экипаже. Но все эти порывы дали выход ярости, наполняющей грудь князя, и домой он прибыл значительно успокоенный, был даже в состоянии обсуждать вместе с Келецким новый порядок вещей.

Умный советник постарался успокоить князя, примирить его с совершившимся событием, указав на выгодные стороны этого неожиданного вмешательства в золотые планы Гагарина.

   — Ясновельможный князь прав, вещь неслыханная! Предательство низкое! — вторил сначала ему Келецкий, а после в ином совершенно направлении повёл свою журчащую, баюкающую речь.

   — А ежели подумать, — по-французски продолжал секретарь, — из этой неприятности можно тоже извлечь немало утешения и добра! Первое: теперь и Меншиков, и сам царь должен чувствовать себя немного виноватым перед вашим сиятельством. Это далеко не бесполезно. Второе, Бухгольцу для виду, конечно, придётся помогать... но...

Эта остановка сказала Гагарину, что и секретарь отлично понимает, как легко будет помешать неприятному человеку в его работе...

   — Ну, хорошо! — почти успокоясь, заговорил князь. — Этого сплавим, а нам другого пришлют...

   — Не поспеют... Постараемся, ваше сиятельство — и дело будет сделано без чужих рук... И все выгоды будут-таки у вас, ни у кого более... А между тем под знаком этой экспедиции многое возможно осуществить в смысле вербовки полков, сбора провианта и фуража, запасов амуниции и боевых снарядов... Словом, всего, что так необходимо иметь на всякий случай. Царь не молод и здоровьем плох... Сам князь говорил, что в последнее свидание на Котлине он выглядел очень плохо... Кто знает?..

   — Ничего никто не знает! — перебил Гагарин. — Его и сам... Бог не разберёт. Сегодня бы ты его видел! Глаза сверкают, лицо загорелое... говорит, как топором рубит, по горнице шагает — пол дрожит! Он и меня, и тебя, и всех переживёт ещё!.. И ждать этого нечего нам, пожалуй...

   — А этого не дождёмся, может, что иное подойдёт! Неспокойно и здесь... А там, в вашей Сибири, князь... такое может подняться, что он и сам будет рад отказаться от диких краёв, где только мятежи и резня...

   — Не откажется. Он тоже знает, какие богатства даёт этот край...