По воле Петра Великого

Человек шесть так же быстро облепили голландца, сразу протрезвевшего в эту минуту смертельной опасности, и почти без всякого сопротивления с его стороны вывели юношу из австерии на улицу, где он остался стоять, тяжело дыша, подставляя пылающую свою голову порывам свежего полночного ветра, налетающего со стороны Невы. На него устремились любопытные взгляды кучки гайдуков и кучеров, которые, в ожидании господ, сбились в кружок, калякали и курили трубки. Заметив это, голландец нервно передёрнул плечами, глухо выругался и быстро зашагал прочь от австерии по глухому пустынному плацу.

Молчание, которое воцарилось на миг в обеих комнатах после ухода Каница, сразу сменилось шумом, говором.

Царевич Алексей, тоже привлечённый шумом и, стоя в дверях, наблюдавший за всей сценой, счёл нужным подойти к отцу.

   — Не повредили вы себе чего, батюшка? — спросил он.

   — Ничего... Делайте всё своё... Оставьте меня в покое! — ответил Пётр. Огромным усилием воли он уже овладел собою, спокойно опустился на скамью, задымил своей трубкой и только частыми глотками холодного пива пытался утолять жар и сухость, перехватившие ему горло.

Хмель, раньше туманивший сознание, очевидно, прошёл у капитана, и ему стало неловко. Он словно досадовал на себя за всё, что здесь произошло.

Исполняя приказ хозяина, гости опять принялись за вино и карты. Только Меншиков, подсевший теперь к Петру, осторожно проговорил:

   — Вздор оно всё, капитан мой любезный!.. Кабы парень не из посольства, и сам бы я ему взбучку задал добрую... А вот...

   — Понимаю... понимаю. Не надо и оговаривать. Благодарен тебе, что удержал... Плут ты за последнее время объявился, Алексаша... Из-за мелкой корысти, ваша милость и княжеское сиятельство, вы и себя и маестат наш мараете... А смётки в тебе завсегда больше всех... Так-то, друг ты мой сердечный... Только за то многие грехи твои и спускаю... до поры до времени... Гляди, Алексаша...

И по-дружески погрозив ему, Пётр обратился теперь к Строганову, который, присев за стол, не мог прийти в себя от испуга:

   — Будет тебе пыхтеть, Григорий Дмитриевич!.. Подсядь-ка сюды лучше... Поговорим о деле... А там, скоро — и по домам пора... Чу! Да никак петел крепостной наш с заневскими перекликаться стал... Засиделись и то...

   — Твой слуга, государь... государь мой, господин капитан! — поправился Строганов, вспомня, что Пётр не терпит величаний, кроме как по чину.

   — Не слуги мне — друга, помощника надобно. Знаешь, старик, одна война не кончена, другую, с турками в этом году повести довелось. Тяжело государству, тяжко всей стране. Значит, и мне не легче. Особливо в деньгах сейчас нужда велика. А у вас, сиятельный граф, их куры не клюют. Ссуди малость... Да, впрочем, нет! Куды!.. Ты и себе жалеешь, слышно, передать лишнее. Что уж искушать старика. Дело я тебе предложу. Знаешь, на губернии всё царство поделено... Каждая — свой пай в казну приносит. И самая богатая, самая прибыльная Сибирская. Конца-краю в ней нет... Золото, серебро. Торговля с Хивой... Народ там всё богатый... Бери её на откуп... А нам — в зачёт сотню-другую тысяч отсчитай... А?.. Идёт?..

   — Хе-хе... Шутник ты, государь... государь мой. Хе-хе... куры не клюют, а мошну проклевали... Всё и выкатилось... Хе-хе!.. В чужих карманах считать легко, конечно!.. Всё больше завистники благовестят про клады, про мои, про казну несметную... А что и есть, всё в делах тоже, в обороте, как и у тебя, государь мой!.. Это — одно. Другое, стар я в губернаторы да в воеводы садиться. Покой мне надобен. Не слуга уж я тебе! Уволь уж... Силы все — покойному батюшке твоему, царю-государю, Алексею свет Михалычу, и брату ж твоему, и тебе ж, государь... мой, — всё мною отдано, что было дорого... Али и последнее отнять поизволишь? — подчеркнул старик, намекая на то, о чём все говорили не стесняясь, то есть на близость молодой красавицы графини с капитаном.

Недавняя бурная вспышка, очевидно, истощила энергию гиганта, и он только лёгкой, сожалеющей улыбкой ответил на намёк старика, затем, словно не заметив ничего, продолжал:

   — Ну как знаешь... А дело — выгодное...

   — Ещё ли не выгодное!.. — вмешался в разговор князь Матвей Петрович Гагарин, вместе с Виниусом подсевший поближе, как только речь зашла о Сибири. — Я край знаю... И Андрей Андреевич знает тако же... — указывая на Виниуса, мягко, плавно заговорил князь, искательно поглядывая на капитана. — Золотое дно — Сибирь! — не мимо молвится. Слышь — два ста тысяч за неё да с неё оброку тобой, капитан, положено?

   — Двести двадцать и две ровнёхонько! — поправил Пётр.

   — Ха!.. Сущая плёвая безделица!.. Втрое взять можно, людей тамошних нимало не обременяя. Мне доподлинно дела сибирские известны и каковы сибиряки в достатках своих. Не один десяток лет и на воеводстве, и в приказе Сибирском сижу. С шестьсот девяносто третьего, — когда в Нерчинск послан был, — по сие время, осемнадесять лет протекло, почитай... Зря не скажу, капитан.

   — А почему же ясачный сбор так умалился в краю? Половины не добирает Сибирский приказ, чего раней имел. Что за причина?