По воле Посейдона

Ноги Менедема глухо простучали по доскам пирса, который вел к «Афродите», и вот он уже стремглав взлетел по трапу на ют.

Диоклей занимался тем, что сращивал пару линей.

— Ради всех богов, капитан! — изумленно воскликнул он.

Начальник гребцов и матросы, дежурившие на судне, с раскрытыми ртами уставились на Менедема.

Задыхаясь, тот указал на приближающихся к торговому судну громил.

— Эти мошенники, заслуживающие порки, напали на меня на улице, — выдохнул он, не упоминая о том, что, скорее всего, послужило тому причиной. — Я сумел вырваться и прибежать сюда.

— А, так они на тебя напали? — Диоклей встал.

На поясе его висел нож.

Большинство моряков на борту «Афродиты» тоже встали. А те, что остались сидеть, быстро схватили багры и другие сподручные в драке средства. Диоклей уставился на местных громил свирепым взглядом, который наверняка расплавил бы любого из гребцов акатоса, как огонь плавит пчелиный воск.

— Не знаю, что вам нужно, ребята, но лучше идите и поищите это в другом месте!

Громилы остановились в восьми или десяти локтях от носа «Афродиты» и начали препираться друг с другом.

— Ну его к воронам! — громко сказал один. — Не хватало еще, чтобы мне проломили голову… Мы так не договаривались. Меня наняли, чтобы наставить синяков другому парню, а не этому с ножом. Если хозяину это не понравится, пусть проваливает в Тартар, вот что я скажу!

Он зашагал прочь.

Пара других повернулись к акатосу.

Один из моряков похлопал себя по ладони палкой. Этот звук, казалось, заставил оставшихся громил задуматься. Они снова сблизили головы. Потом еще двое пошли прочь.

И еще четверо.

Когда осталось всего четверо, они, рассудив, что их недостаточно, чтобы справиться с людьми на «Афродите», тоже ушли, оглядываясь на ходу.

— Кто-то в Таренте тебя не любит, — заметил Диоклей Менедему.

Тот кивнул.

— Догадываешься, кто? — спросил начальник гребцов.

— У меня есть на этот счет кое-какие предположения, но я ничего не смог бы доказать, — ответил Менедем.

Диоклей фыркнул.

Интересно, знал ли келевст? Некоторые из моряков, бывавших в доме, могли насплетничать. Судя по всему, эти сплетни могли достичь и ушей Гилиппа. Или Гилипп сам пришел к нужному выводу, подметив хромоту Менедема, как того боялся Соклей. В общем-то это было не важно.

Теперь, когда Менедему больше не приходилось бежать, он снова обратил внимание на свою лодыжку — опустив глаза, он увидел, как она распухла. Нога выглядела просто ужасно и так же ужасно болела.

«И как я только сумел от них убежать?» — поразился Менедем.

Ответ был простым. Можно сделать все, что угодно, если в противном случае тебе придется куда хуже.

— Хочешь, несколько парней проводят тебя до дома? — спросил Диоклей.

— Раз уж ты сам предложил, то не откажусь, — ответил Менедем, и начальник гребцов засмеялся.

Менедем тоже попытался рассмеяться. Это было нелегко, потому что лодыжка горела огнем, а еще у него болела спина, напоминая об ударе палкой одного из громил.

Хотел бы Менедем тоже иметь такую штуку. Моряки быстро нашли на борту подходящую палку, чтобы капитан мог на нее опираться.

И он опирался на палку как можно сильнее и как можно меньше — на больную ногу. Медленно спустившись на пирс, Менедем выжал улыбку и сказал:

— Посмотрите на меня. Я — последняя часть ответа на загадку Сфинкса!

— Ха! — воскликнул один из моряков. — Эта загадка не такая уж трудная. Мы обязательно найдем этих мерзавцев, которые напали на тебя, шкипер, и оставим их стоять на четвереньках, хоть они уже далеко не младенцы.

Остальные моряки, отправившиеся с Менедемом, закивали. У всех них на поясе висели ножи, и все они держали правую руку на рукояти — все, кроме келевста, который был левшой. У Диоклея имелся брат-близнец, который был правшой и тоже моряком, но не служил на «Афродите».

Менедем увидел одного из головорезов по дороге к дому, где временно жили они с Соклеем. А когда он и его эскорт вышли из-за угла, неподалеку от двери стоял незнакомый парень, который мигом повернулся и ретировался, прежде чем Менедем успел выяснить, что у него на уме — если, конечно, у того на уме вообще что-то было.

Менедем пригласил моряков в дом, чтобы угостить чашей вина, и Соклей, который все еще бормотал что-то себе под нос над счетной доской, удивленно поднял глаза.

— Это в честь чего? — спросил он.

Стараясь говорить небрежным тоном, Менедем ответил:

— Я нарвался на маленькую неприятность, возвращаясь от канатных дела мастера.

— Вот как? — Соклей привычно приподнял брови и указал на моряков. — Похоже, неприятность оказалась не такой уж маленькой.

— Ну, можно и так сказать, — уступил Менедем.

Он коротко рассказал обо всем случившемся, не упомянув ни Гилиппа, ни Филлис.

— Рад, что с тобой все в порядке, — подытожил его двоюродный брат, когда Менедем закончил рассказ.

Но во взгляде Соклея читалось: «Я же тебе говорил!»

Да, он и вправду говорил, и он оказался прав. Менедем не почувствовал себя счастливее от этого взгляда.