По волнам жизни. Том 1

Среди ужасных расправ на фронте, в 1917 году, со своим начальством распропагандированных «сознательных» солдат особенно выдается расправа с начальником дивизии генералом Гиршфельдом. Он был буквально исколот штыками своих солдат. Приведенный для усмирения «революционной» пехоты кавалерийский полк поддался пропаганде и перешел на сторону взбунтовавшихся солдат. Вместе с Гиршфельдом был убит и комиссар временного правительства. Заместитель этого комиссара, ставший впоследствии профессором В. А. Костицын, водворявший порядок на месте убийства, рассказывал мне, что ему стоило немало труда и хитрости, чтобы отобрать у сознательных солдат и увезти для погребения трупы Гиршфельда и комиссара.

Константин Григорьевич Гиршфельд был в Ташкенте еще молодым капитаном Генерального штаба. Среди остальных кутил офицеров он был едва ли не самым выдающимся. Кажется, был готов пить каждый день и целый день, и его лицо было вечно одутловатым и серым.

Жена Гиршфельда, худенькая небольшого роста женщина, никогда не отпускала Котика без себя. Она участвовала поэтому во всех его ночных попойках, хотя было видно, что она губит этим свое здоровье: всегда выглядела переутомленной и бледной. Ее участие в кутежах мужа объясняли ее боязнью, что без жены К. Г. разойдется уже вовсе без удержу.

Но в общем Гиршфельд считался не злым и безобидным человеком, вредящим больше всего себе же самому.

В военной среде говорили, будто трагический конец Гиршфельда был вызван его же виною: будто, когда пришел кавалерийский полк, Гиршфельд прежде всего пригласил все офицерство на завтрак, а в отсутствии офицеров полк и был распропагандирован. В. А. Костицын, производивший расследование убийства, отрицал это.

Капитан Снесарев, появившийся прямо из академии на ташкентском военном горизонте, сразу очаровал дам. Высокий стройный красавец, видимо, избалованный дамами. К тому же он обладал недурным, хотя и мало обработанным баритоном; он иногда выступал в любительских концертах в военном собрании. Избалованный атмосферой дамского поклонения, он держал себя провинциальным львом и не был чужд самомнения. Был определенным карьеристом.

Много прошло лет, когда мы снова встретились со Снесаревым в Москве при большевицкой власти. Он был одним из тех офицеров Генерального штаба, которые перешли на службу коммунистам. Во время гражданской войны Снесарев командовал одной из красных армий, действовавших против Деникина. Что-то, однако, с его командованием не вышло; должно быть, ему, царскому генералу, мало доверяли. Он был перемещен на пост начальника красной академии Генерального штаба[348].

Снесарев пользовался теперь репутацией ученого востоковеда[349] и, вместе с тем, он обладал ораторским дарованием. В созданном нами, одновременно с организацией Туркестанского университета, Туркестанском научном обществе он часто выступал, и его доклады всегда имели, благодаря красоте изложения, успех.

В создаваемом нами Туркестанском университете он стал деканом военного факультета, — этот опыт, по моей инициативе, был произведен в России впервые. Об этом факультете, как и вообще об университете в Туркестане, будет рассказано в другом месте.

Ознакомившись, по своей роли председателя Туркестанского научного общества и одного из создателей университета, ближе со Снесаревым, я без труда убедился в том, что он нисколько не сочувствует ни большевизму, ни социализму вообще. Он просто перешел к новой власти ради служебных выгод, но его симпатии как будто были на стороне белых. Посещая его на месте службы, в самой академии, я видел грустную его роль здесь. Видно было, что ему не доверяют и что над ним есть неусыпное наблюдение.

Действительно, вскоре его и совсем сместили с этого поста, — он был заменен красным героем Тухачевским.

Снесарев оказался не у дел; он только получил какое-то полунаучное место, — был сдан большевиками в архив. Мне он рассказывал, что постоянно видит около себя чекистских филеров, которые явно следят за каждым его шагом. Жизнь стала невеселая.

Барон Таубе ни в чем, кажется, не стал известен, но он занятен тем, что довел карьеризм до карикатурных форм. Белобрысый немец, в чине подполковника Генерального штаба, весь ушел в искание пользы для себя, выискивая ее со всех сторон. Метался от человека к человеку, быстро отворачиваясь, если обманывался в ожидаемой пользе.

Особенно комично было наблюдать Таубе на больших балах в военном собрании. В гостиной, на сцене, рассаживаются старушки генеральши. Между этим старым поколением появляются две молодые фигуры: Таубе и его жена. Баронесса была даже симпатичной женщиной, но она всецело была во власти мужа. Барон становится у края рампы и отсюда глазами дирижирует женой. Оглядываясь время от времени на мужа, баронесса, по указанию его глаз, подсаживается то к одной, то к другой из старушек. Трудно было удержаться от улыбки, наблюдая эту высшую дрессировку.